Молодая женщина поспешила выйти на мост, двигаясь следом за
Дронго. Они вместе обогнули здание отеля, и Дронго увидел, что она тоже
собирается войти внутрь. Он открыл дверь и придержал ее для молодой отважной
незнакомки. У нее было немного вытянутое лицо, типичное для итальянок, лучистые
глаза, тонкие губы, нос с горбинкой. Женщина была в темных брюках и в легкой
кожаной куртке.
— Пожалуйста, — произнес по-итальянски Дронго.
— Спасибо, — кивнула она и вошла в отель.
В «Юлии Цезаре» от входа в холл к портье ведет лестница.
Молодая женщина прошла мимо Дронго, вдыхая аромат его парфюма, затем поднялась
на несколько ступеней и вдруг, обернувшись, спросила:
— Вы Дронго?
Ему казалось, что он всегда готов к любым неожиданностям. И
все-таки такого поворота не ожидал. Откуда молодой женщине известно его имя?
Разве они раньше встречались?
— Извините, — она перешла на английский, — вы
меня не знаете. Но я почувствовала аромат вашего парфюма и поняла, что это вы.
Вы ведь всегда употребляете «Фаренгейт»?
— Да. Но думаю, что мне уже пора менять парфюм, раз
меня так легко узнать.
— Не легко. Но я много о вас читала. По-моему, в
Интернете про вас несколько тысяч сообщений. И вся Европа знает, что вы
употребляете «Фаренгейт», любите одежду от Валентино, а обувь — от Балли.
— Ходячий рекламный ролик, — пробормотал
Дронго, — придется сменить пристрастия. Иногда у меня это получается.
Простите, но с кем я разговариваю? Хотя, погодите. Попытаюсь угадать. Вы ведь
офицер полиции?
— Да, — улыбнулась женщина, протягивая
руку, — Луиза Фелачи.
Рукопожатие у нее было крепкое, почти мужское.
— И вас пригласили сюда по просьбе сотрудника ФБР
Вирджила Даббса? — уже невесело спросил он.
— Верно, — у нее была приятная улыбка, — вы и
это знаете?
— Догадался. — У него испортилось настроение. Ему
совсем не хотелось, чтобы в качестве «наживки» Даббс использовал эту женщину.
Очень не хотелось.
Она заметила, как у Дронго изменилось выражение лица.
Впрочем, он и не собирался скрывать своих чувств. Молодая женщина ему
понравилась. Именно поэтому он не мог представить себе ее в противостоянии с
маньяком, которого они ищут.
Они вместе поднялись в холл, где их уже ждали. За столиком
расположились все приехавшие гости и присоединившийся к ним комиссар Террачини.
Дронго был с ним знаком уже несколько лет, с тех пор как в римском отеле
«Хилтон» на горе Монте-Марио произошло двойное убийство и он помог обнаружить
истинных виновников той загадочной трагедии.
Увидев, что Луиза садится рядом с Даббсом, Дронго
нахмурился. Даббс представил ее остальным, объяснив, что итальянская полиция
выбрала офицера Фелачи для работы с ними.
Брюлей покачал головой:
— Мы же договаривались, что не будем прибегать к такой
уловке. Это слишком опасно и для синьоры Фелачи, и для всех нас. Комиссар
Террачини, мне кажется, что мы обговорили все еще до нашего приезда и вместе
пришли к выводу, что нам не стоит пользоваться услугами ваших людей.
У Террачини были красные глаза, какие бывают у людей от
постоянного недосыпания. Дронго отметил, что за последние годы он несколько
раздобрел, а в его густых черных волосах и тонких усиках над верхней губой
появилась проседь. Выслушав своего французского коллегу, комиссар устало
сказал:
— Мы обговаривали нашу позицию два дня назад. Но с тех
пор произошли некоторые изменения, синьор Брюлей. Мое руководство настаивает на
таком варианте. Они считают, что мы не можем позволить неизвестному убийце
разгуливать по нашей стране, терроризируя всех молодых женщин. Мое руководство
не может согласиться с таким вариантом. Мы, конечно, верим, что лучшие
эксперты-аналитики Европы, собравшись вместе, сумеют гораздо быстрее найти
этого убийцу, чем наши специалисты, но у нас нет возможности сидеть и ждать,
пока вы его схватите. У меня приказ министра. Извините меня, синьор комиссар,
но по-другому я не могу. — Помолчав немного, Террачини поинтересовался: —
А что вы сделали бы на моем месте?
— Поступил бы так же, — признался комиссар
Брюлей. — В наших ведомствах не обсуждаются приказы руководства, иначе это
будут не полицейские участки, а публичные дома. Или сборище безответственных
болтунов.
По лицу Доула было видно, что он не согласен с мнением двух
комиссаров полиции, но предпочитает ничего не комментировать.
— Мы усилили дежурство на железнодорожном вокзале и в
аэропортах, — сообщил Террачини, — примерное описание маньяка роздано
всем нашим офицерам. Если он приедет в Рим поездом или прилетит самолетом, мы
его вычислим. Начиная со вчерашнего дня, все прибывающие в Италию люди
фиксируются на пленку во всех терминалах нашего международного аэропорта. Проверяются
все белые мужчины в возрасте от тридцати пяти и до пятидесяти лет. Особое
внимание обращается на хромающих гостей. Это все, что мы смогли пока сделать.
Наши эксперты предлагают проверять кровь прибывающих, объявив это началом
борьбы с ВИЧ-инфекцией, но такое решение еще не принято.
— Будете задерживать всех гостей с третьей группой
крови? — понял Дронго.
— Если понадобится, будем. Но повторяю — такое решение
не принято.
Дронго обратил внимание, как Антон Евстафьев смотрит на
Луизу. Она тоже заметила его взгляд и улыбнулась ему в ответ. Дронго смущенно
отвел глаза.
«Но почему бы и нет? — подумал он. — В конце
концов, они оба молоды: ей двадцать семь, а ему, наверное, около тридцати. Им
еще интересно этим заниматься, они радуются жизни. Стоп. Кажется, я впервые в
жизни начинаю брюзжать как старичок. Раньше я такого за собой не замечал.
Почему я подумал, что они молодые люди? У нас ведь не такая уж большая разница
в возрасте. Нет, нет, не нужно себя обманывать. Очень большая разница, просто
фантастическая. Когда они родились, две системы еще противостояли друг другу.
Но обе рухнули еще в их детстве, и эти ребята выросли совсем в другом мире. У
них другой опыт жизни, другая ментальность. Молодая женщина из Италии и молодой
человек из Белоруссии. Конечно, они тоже разные, но у них нет моего опыта
восьмидесятых годов, когда мы все были втянуты в эти проклятые войны, в это
вечное противостояние друг другу. Нас воспитывали с убеждением, что весь мир
поделен на белое и черное, а мои поездки за границу каждый раз воспринимались
как особое доверие руководства и особое событие.
Им легче контактировать друг с другом, чем со мной. Я
отягощен злом, как почти все сегодняшние пятидесятилетние и шестидесятилетние.
А молодые люди, которым нет еще и тридцати, вступают в жизнь в полной
уверенности, что она всегда была такой. И конечно, для Луизы Фелачи я человек
из далекого прошлого. Мне сорок пять, а ей только двадцать семь. Поэтому ей
больше нравится Антон Евстафьев, чем люди другого поколения и другого времени.
Так и должно быть».
