Глава 10
Когда автомобили прибыли на место происшествия, эксперты уже
заканчивали работу. Террачини подошел к ним ближе и, наклонившись, стал
рассматривать раны на теле убитой. Брюлей сел на корточки рядом с ним. Когда
переворачивали тело, Дронго тоже заставил себя взглянуть на жертву. Это была не
Аяччо. Он почувствовал почти облегчение, хотя все равно смотреть было очень
тяжело. Бросилась в глаза рука несчастной, ее тонкие пальцы. Женщина, которую
убили шесть часов назад, была очень молода. Дронго увидел разрезы, сделанные
убийцей на ее руке, и вспомнил, как кто-то объяснял, что он точно знает, куда
ударить своим скальпелем, чтобы не задеть венозную артерию и продлить мучения
жертвы. Если он не врач, то все равно знаком с анатомией. Для этого
необязательно быть врачом. Друг Луизы Фелачи, например, биолог, но он наверняка
тоже неплохо разбирается в строении человека.
Дронго не отводил глаз от руки убитой. Ему не хотелось
смотреть на лицо жертвы, искаженное страданиями. Его всегда охватывало чувство
вины за любое преступление, словно это он лично допустил, что убийцы все еще
расхаживают по земле, а не сидят в тюрьме. Такое обостренное чувство
справедливости просыпалось в нем каждый раз, когда он видел их жертвы.
Террачини поднялся, следом за ним встал Брюлей.
— Это он, — убежденно произнес итальянец. —
Видите, какие он делает надрезы. Вот здесь — на руках и на ногах. Настоящий
садист. Не трогает основные артерии, чтобы жертва не сразу умерла. Получает
удовлетворение от ее мучений.
— У нее искусаны губы, — показал Брюлей, —
видимо, какое-то время она не могла кричать. Иначе ее крики могли услышать на
той стороне дороги. Он использовал пластырь или что-то похожее. Но посмотрите
на ее лицо. Похоже, в какой-то момент она все-таки могла выражать свои эмоции.
Кричала так, что прикусила язык. Но не здесь, тут ее услышали бы.
Дронго заставил себя снова подойти поближе и посмотреть на
лицо несчастной. Брюлей был прав, очевидно, убийца не дал своей жертве ни
единого шанса. Перед тем как убить, раздевал ее, делая аккуратные надрезы на
одежде. «Нужно проверить и портных, — подумал Дронго. — Среди модельеров
и портных часто встречаются люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Хотя
обычно это просто приверженцы однополой любви, а не такие вот извращенцы. Надо
будет подсказать Даббсу проверить и такую версию».
Даббс ходил мимо трупа с таким видом, словно был в гостях у
своих знакомых. Зрелище истерзанной жертвы на него не действовало.
— К сожалению, никаких документов не нашли, —
сокрушался американец. — Можно было бы быстро вычислить, как она сюда
попала.
— У меня такое ощущение, что на вас не действует ничего, —
чуть раздраженно пробормотал Дронго.
— Я приучил себя не реагировать, — очень серьезно
пояснил Даббс. — Дело в том, что я работал в нашем нью-йоркском филиале и
был на развалинах башен Торгового центра. Можете себе представить, что я там
видел?
— Могу, — ответил Дронго, — наш мир сходит с
ума. И чем дальше, тем сильнее. Знаете, я все время боюсь, что рано или поздно
ядерное оружие попадет в руки террористов. По моим расчетам, это должно
произойти в ближайшие несколько лет. Тогда мир постигнет неслыханная
катастрофа. Мы можем потерять Лондон или Париж, Вашингтон или Нью-Йорк. В
общем, мы уже близки к этому. Можете считать это моим аналитическим прогнозом
для вашей службы, мистер Даббс. Или назовите его апокалипсическим. Как вам
больше нравится. Я говорю абсолютно серьезно, в мире растет количество
безумцев, и мы сами их плодим.
— Надеюсь, вы не собираетесь обвинять американскую
демократию в том, что мы породили и чудовище, способное на такое, —
показал на убитую Даббс.
— Это порождение нашей цивилизации, — ответил
Дронго. — Мы двигаемся не к свободе, а в сторону от нее. В ту сторону, где
свобода доступна лишь для таких моральных уродов, как этот убийца, или таких,
как Дютро, когда он может заказывать любые кассеты по Интернету, в том числе и с
откровенными сюжетами на темы педофилии. Мы оказались не готовы к таким
изменениям. Возникло слишком много соблазнов для личностей с отклонениями. Если
раньше они стеснялись своих порочных наклонностей, скрывали их от других людей,
то теперь ими гордятся. Педофилы объединяются в ассоциации, порнодельцы
налаживают связи по всему миру, наркомафия уже давно приняла интернациональный
характер. Разрешены однополые браки, общество приветствует трансвеститов, никто
уже давно не скрывает своих пороков. Все открыто, все на продажу, все можно
купить. Вот в таких условиях и появляются эти «мясники». Ему уже мало
разрешенных «удовольствий». Его тянет вот на такую «клубничку».
Дронго говорил, стараясь не смотреть на убитую. Даббс,
напротив, внимательно рассматривал раны погибшей. Оторвавшись от созерцания,
недовольно заметил:
— Вы не пробовали выступать в суде адвокатом? Или
прокурором? У вас получилось бы…
— Пробовал, — признался Дронго, — пытался
защитить человека, который был виновен в смерти целой семьи. Начал объяснять
мотивы его поступков и смягчающие вину обстоятельства, а он, перебив меня,
признал свою вину.
— И что? — заинтересовался Даббс.
— Его осудили.
— Значит, вы плохой адвокат, — снова повернулся к
убитой американец.
Одному из полицейских стало плохо, он поспешил отойти к
дереву, содрогаясь от рвоты. Террачини недовольно посмотрел на него и дал знак,
разрешая забрать тело.
— Ищите ее одежду, — приказал он своим
сотрудникам, — она должна быть где-то рядом. Преступник вряд ли увез ее с
собой. И дайте фотографию убитой, пусть сообщат в городских новостях, может, ее
кто-то опознает.
Он достал сигарету и отошел в сторону. Брюлей вынул свою
трубку. Дронго подошел к ним.
— Все эти ваши новомодные идеи… — неодобрительно
произнес Террачини. — Где мне теперь его искать? Он сделал то, что хотел,
и теперь уедет. А нам снова рыскать по всей Европе. Знаете, чего я более всего
боюсь? Только бы эта женщина не оказалась сотрудником полиции. Иначе наши
журналисты просто разорвут меня на куски. И правильно сделают. Мы занимаемся
охраной синьоры Фелачи, искренне поверив или заставив себя поверить, что убийца
идиот и обязательно нападет на нее. А он оказался достаточно умным, чтобы не
лезть в капкан. И нашел совсем другую женщину.
— Просто так он уже не уедет, — возразил
Дронго. — Затеянная им игра для него как наркотик. Коли он позвонил мне и
уже дважды отправлял сообщения, то продолжит эти действия. Подумайте сами.
Сначала он нанял Джорджа Эннеси, чтобы передать нам сообщение, затем отправил
письмо в Интерпол сам и наконец решился лично позвонить мне. Чувствуете
динамику? Ему начинает нравиться играть с нами в кошки-мышки. На вашем месте я
приказал бы поставить на прослушивание все телефоны отеля, чтобы зафиксировать
его разговор, если он надумает позвонить кому-нибудь из нас еще раз.
— Уже поставили, — недовольно сообщил
Террачини, — и не говорите мне о «динамике» его поступков, иначе в
следующий раз он зарежет кого-нибудь из наших депутатов или сенаторов.
