«Сейчас я свалюсь», — меланхолично подумал он, чуть
приоткрывая дверь.
— Доброе утро, — произнесла она нежным
голосом. — Вы, кажется, не хотите меня впустить?
— Я раздет, — ответил он, высовывая голову в
коридор.
— И это единственное препятствие? — Луиза толкнула
дверь, и он невольно отступил. Луиза вошла в комнату, захлопнула за собой
дверь. Скептически посмотрела на него и заметила: — Вчера вы казались мне
гораздо лучше.
— Может, я оденусь? — несмело предложил он.
— В таком виде вы нравитесь мне больше. — Луиза
шагнула к нему, и он почувствовал ее губы на своем лице.
— Между прочим, я собирался принять душ, — сообщил
Дронго, когда отдышался.
— Между прочим, я готова принять его с вами, —
заявила она.
— Скажи честно, — вдруг попросил он, — ты
случайно не связана с этим убийцей? Может, нарочно приходишь ко мне, чтобы у
меня не осталось никаких сил на его поиски?
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — Она понимала, что это
игра, поэтому глаза ее смеялись.
— Ни в коем случае, — пробормотал он, притягивая
ее к себе, — иначе я сам стану маньяком.
Глядя ему в глаза, Луиза начала раздеваться, а он вдруг
подумал, что семь часов для отдыха не так уж много. Но вполне достаточно, чтобы
эта улыбка осталась на ее лице хотя бы еще некоторое время.
Потом они были вместе. Когда мужчине за сорок, он многое
знает, многое умеет. Проявляет выдержку, такт, понимает ситуацию. В нем нет
первобытных страстей молодого самца и необузданных желаний. Темперамент
остается, но к нему добавляются мудрость и терпение. Женщина подходит к такому
идеалу в тридцать лет — понимает свою силу, знает свои возможности. Прекрасная
пара — сорокалетний мужчина и тридцатилетняя женщина. Или когда им чуть больше.
Но Луиза была чуть моложе, а Дронго — чуть старше, и в результате уже через два
часа он почувствовал себя выжатым лимоном. Однако удовольствие, получаемое от
общения с вулканическим темпераментом Луизы, было настолько очевидным, что он
готов был провести с нею и оставшиеся несколько часов.
Еще через час Дронго подумал, что ему нужен перерыв. В
течение следующего часа более всего боялся оказаться в смешном положении. А на
пятом часу их встречи неожиданно уснул. Но самое поразительное заключалось в
том, что, проснувшись в половине пятого, обнаружил спящую рядом Луизу. Видимо,
и ее возможности оказались небеспредельными. Он посмотрел на молодую женщину и
счастливо улыбнулся. Иногда приятно почувствовать себя чуть моложе своих лет.
Или это он опять кокетничает?
Дронго осторожно поднялся, чтобы не разбудить Луизу, прошел
в ванную комнату и встал под горячий душ. Вероятно, вчера убийца еще не был
готов к исполнению своего ритуала. Но нетрудно догадаться, что он не просто так
прислал им свое сообщение. Ясно, что он собирается устроить нечто показательное
сегодня, бросив вызов всей группе экспертов, которая за ним охотится. С одной
стороны, какая невероятная слава — его не смогли остановить три лучших эксперта
Европы — Мишель Доул, комиссар Брюлей и Дронго. А с другой — этому маньяку,
наверное, нравится состояние опасности, риска. Может, оно его возбуждает?
Только, как бы там ни было, он просчитался. Силы неравны. Даже один великий
сыщик мог бы его вычислить. Один на один. А их трое. Дронго нахмурился. Вот,
опять он думает о себе в превосходных степенях. Нет, он не может быть равным
Доулу и Брюлею. Эти двое давно стали легендой европейской полиции, а он всего
лишь пытается разобраться со своей собственной жизнью.
«Надо было пойти работать в милицию», — вдруг подумал
Дронго. Еще тогда, когда полиция в Баку называлась милицией. Нужно было
настоять на этом. Однако он точно знал, что долгая работа в полиции неизбежно
приводит к определенным штампам. Десятилетиями имея дело с преступниками,
профессиональные сыщики превращаются в опытных специалистов по расследованию
преступлений, но успех им сопутствует только тогда, когда преступники действуют
по хорошо знакомой схеме. А так как в 99 процентах случаев они именно так и
поступают, установить истину и задержать нужного человека совсем не трудно.
Другое дело, когда обычный следователь или замороченный инспектор уголовного
розыска сталкивается с неординарным, умеющим мыслить негодяем. Тут наработанные
схемы не подходят, только сыщик об этом даже не подозревает. За много лет он
приобретает свой собственный опыт, и ему бывает трудно перестроиться.
Хорошо, если среди коллег попадается такой выдающийся
аналитик, как Доул, или такой понимающий человек, как Брюлей. Но чаще
следователи — обычные люди. И они не любят и не хотят применять нестандартные
приемы, как комиссар Террачини, который явно негативно относится ко всем
предложениям Даббса и Дронго. И его можно понять — все эти модные
интернетовские приемы не для него. Он даже не догадывается, что незаметно
остался в двадцатом веке, не принимая разнообразные технические новинки в виде
Интернета и компьютерных сообщений.
А «джеки-потрошители» появляются и в новом веке. Казалось
бы, наука достигла уже такого прогресса, что о человеческом характере, его
отклонениях, его возможных мутациях известно все. Но маньяки с пугающей
регулярностью возникают снова и снова, заставляя остальных задумываться над
тем, откуда они берутся и что их порождает.
Лондонский «потрошитель» девятнадцатого века стал широко
известен. Наверняка такие же маньяки были и в другие времена, в других городах,
только их «подвиги» не получили столь же громкой огласки. Люди приписывали их
Сатане. Позже Фрейд объяснил, что причины, способные толкнуть на подобные
зверства, надо искать в детском подсознании, но кто в Средневековье мог над
этим задумываться? А теперь каждое убийство многократно тиражируется средствами
массовой информации. И убийца становится таким же популярным, как известный
актер или знаменитый спортсмен. Может, и наш «мясник» хочет такого же
признания? Может, поэтому так настойчиво и старается привлечь к себе внимание?
И все его письма, сообщения — это попытка преуспеть столь нелепым способом?
Нет, нет и еще раз нет. Тогда он просто убивал бы, не доставляя своим жертвам
ужасных страданий, не устраивая этих нелепых ритуалов. Нет, он психопат, и
бессмысленно искать мотивы его поступков. Ясно, что у него сильные психические
отклонения, которые нужно лечить. Правда, ни один суд в мире не согласится
отпустить его на лечение. Как не отправили на лечение «чудовище из Шарлеруа»
Марка Дютро и ростовского Чикатило, хотя, конечно же, судьи понимали, что перед
ними абсолютно больные люди. Но они точно так же знали, что перед ними не
просто больные, а настоящие нелюди, не имеющие права на существование. Поэтому
и приговаривают-таки маньяков к высшей мере — не важно, пожизненное ли это заключение
или смертная казнь, — фактически абсолютно нарушая закон, попирая все
нормы права. Но с человеческой точки зрения судьи действуют правильно. Как и
врачи-психиатры, не позволяющие маньякам укрыться за своей болезнью. Они
признают их вменяемыми и позволяют безжалостно уничтожить. Это и есть месть
общества таким типам. Попробуйте сказать родственникам жертв маньяков или
обычным обывателям, что этих несчастных надо лечить, а не судить. Никто не
поймет такой точки зрения даже в «просвещенной» Европе. Люди еще не готовы
отказаться от мести и от варварского принципа «око за око». А может, и
правильно, что не готовы? Никто не знает точного ответа на этот вопрос…
