Хопкинсу выписали целую кучу лекарств, которые он
добросовестно принимал. От них дико болела голова, однажды даже случился
обморок, но лекарства помогали. Спустя два месяца у него даже получилось что-то
похожее на оргазм. Правда, сам Хопкинс не был в этом уверен. Однако жена
клялась, что именно тогда они зачали девочку, которая как две капли воды похожа
на мать и ни одной линией лица или чертой характера на него. Иногда ему даже
кажется, что их дочь похожа на того врача, у которого они были. Впрочем,
Хопкинс остался доволен и таким результатом, поскольку на работе над ним уже
стали посмеиваться, а старшие сестры даже советовали его жене завести
любовника, «если у Тимоти ничего не получается».
Самое большое удовольствие он получал от наблюдения за
страданиями других. И если бы Главный Друг позвонил на один день раньше,
Хопкинс все-таки сумел бы вырваться из Малаги в Гавр. Но не получилось, и он
был рад этому обстоятельству. Убийство беременной женщины повергло его в шок.
Такое зрелище не для него. Ее он не хотел бы видеть и тем более снимать. Между
прочим, у него уже собралась целая коллекция из фотографий убитых женщин. Среди
них есть настоящие шедевры, он понимает в этом толк. Однажды в старинной книге
Хопкинс вычитал фразу, принадлежащую Ларошфуко, которая показалась ему ясной и
верной. Тот писал, что «пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав
лекарств». Хопкинс целых три дня думал над этой фразой и пришел к выводу, что
его порок — составляющая часть его работы. Ведь если бы он не любил так
подглядывать, то еще неизвестно, какой фотограф из него получился бы. Хопкинс
был не самым глупым человеком и сознавал, что его порок вуайериста противоречит
общепринятым моральным нормам. Но всегда успокаивал себя тем, что сам никого не
убивает и над жертвами не глумится. А помощь Главному Другу не может считаться
большим грехом.
В последние дни Главный Друг вел себя странно. Сначала
устроил непонятную игру в Риме, где пришлось отправлять письма, брать напрокат
машину. Затем они нашли знакомую Главного Друга, выполнили над ней свой «ритуал»,
но ему зачем-то потребовалось перевезти ее труп совсем в другой район, что они
и сделали с риском для себя оказаться обнаруженными. Потом эта непонятная
история во Флоренции, где Главный Друг решил прибить женщину к дверям. Хопкинс
объехал весь Рим, чтобы найти нужные гвозди. При этом продавщица так странно на
него смотрела…
Вечером они подъехали к месту, которое указал Главный Друг,
и быстро прибили женщину под бой часов, стараясь, чтобы каждый удар молотка
совпадал с ударом колокола. Хопкинсу это было неприятно, но он уже давно привык
слушаться своего наставника во всем и не возражал. Впрочем, он лишь держал
тело, а гвозди вбивал Главный Друг. Потом они уехали, причем Главный Друг лежал
на заднем сиденье, чтобы его не могли увидеть. Договорились, что Хопкинс будет
ждать в Риме его телефонного звонка. А сегодня ночью Главный Друг попросил его
приехать в Венецию, и вот уже три часа Хопкинс сидит за рулем, не обращая
внимания на сильный дождь и боковой ветер, хлещущие по автомобилю.
До поста оставалось несколько минут езды. Хопкинс был в
очках — в последние годы у него начало портиться зрение — и он слушал по радио
последние новости. Там как раз говорили, что два последних убийства в Италии
ставят перед правоохранительными службами этой страны серьезные задачи.
Комментировали преступление и в Риме, и во Флоренции. Убийцу называли
«стаффордским мясником». Хопкинс довольно ухмыльнулся. Главный Друг добился
своего — стал самой важной темой новостей.
За полторы минуты до поста Хопкинс подумал, что наконец-то
он увидит Венецию. Ему так давно хотелось туда попасть. Надо же, побывал почти
во всех городах Европы, а здесь не довелось. И в этот момент зазвонил его
мобильный телефон. Хопкинс включил аппарат.
— Слушаю, — ответил он, зная, что позвонить ему
может только Главный Друг. Этот телефон они купили в Италии. Вернее, купили
сразу два аппарата, чтобы иметь возможность разговаривать друг с другом.
Конечно, приобрели их на чужие имена, впрочем, продавца такие подробности не
интересовали. Ему были важны только деньги, все остальное его не волновало.
— Здравствуй, — сказал Главный Друг. — Имей в
виду, что за тобой следят. Тебе нужно оторваться. Они едут за тобой. Если
попытаются тебя задержать, не останавливайся ни в коем случае. Сумеешь
прорваться к Венеции, я буду тебя ждать у железнодорожного вокзала с другим
автомобилем. Только не останавливай машину. Они проверяют все автомобили и
захотят снять отпечатки твоих пальцев.
— Разве я оставил где-нибудь отпечатки? — удивился
Хопкинс. Поддерживать беседу и вести машину при таком ветре было достаточно
сложно. Он переложил аппарат в левую руку, чтобы правой покрепче держать руль.
— Сразу в нескольких местах, — ответил Главный
Друг. — Только не останавливай машину. Тогда у них не будет ничего против
тебя.
Впереди уже показался пост. Там стояли машины и заграждения.
Хопкинс оглянулся. Где-то вдалеке блеснули огни автомобилей, едущих за ним. Он
обернулся еще раз. Так и есть. Две машины идут за ним на полной скорости.
Главный Друг всегда прав — останавливаться нельзя.
Ограниченное мышление мешало Хопкинсу не только в карьере.
Оно помешало ему и в жизни. Чтобы стать выдающимся фотографом, нужно уметь
думать. Чтобы добиться чего-то в жизни, нужно уметь формулировать свои желания
и отвечать за свои поступки. Ничего этого Хопкинс не умел. Поэтому, нажав на
педаль газа, он помчался быстрее и, не реагируя на требование остановиться,
резко свернул в сторону. Дорога была мокрой и скользкой. А рядом находился
овраг, куда его машина понеслась, словно снаряд, выпущенный из пушки. В последнюю
секунду своей жизни Хопкинс вдруг понял, что сейчас умрет, и испугался. Не за
себя. А за свою душу. Все-таки он немного верил в Бога, рассчитывая, что
наблюдение не есть столь серьезный грех, за который придется расплачиваться его
Главному Другу. Но в это мгновение вдруг понял, что может не попасть в рай, о
котором всегда мечтал, а оказаться совсем в другом месте.
— Господи, — прошептал Хопкинс, и его автомобиль
перевернулся.
Падая вниз, машина перевернулась несколько раз. Затем
загорелась. Когда к ней подбежали сотрудники полиции, все было кончено. В
сплющенном автомобиле они нашли обгоревший труп Тимоти Хопкинса. По странной
случайности лицо его почти не тронуло огнем, и было видно, что в последний
момент своей грешной жизни он сильно испугался.
Эпилог
Во Флоренцию Террачини прилетел в абсолютно подавленном
настроении. Он не мог понять, зачем Хопкинсу понадобилось сворачивать в сторону
и как удалось свалиться в единственный овраг, находившийся слева от дороги.
Сказать, что комиссар был удручен и расстроен, значит ничего не сказать. Ему
казалось, что с этой аварией закончилась не только его карьера, но и сама
жизнь.
Он вошел в кабинет, не глядя ни на кого, сел в кресло и
уставился невидящими глазами в стол. Брюлей сочувственно вздохнул, он понимал,
какой нагоняй получит его итальянский коллега за свой промах с арестом
преступника. Все уже знали о смерти Хопкинса. В кабинете царила настороженная
тишина. Дронго и Даббс не решались ничего сказать, понимая состояние Террачини,
Брюлей не хотел бередить его раны. Итальянский комиссар заговорил первым.
