— Прекрасный выбор, синьор.
— Можете прислать и пару других — мой приятель, вместе с которым мы путешествуем, примерно моего роста и телосложения, и ему потребуется, как минимум, один наряд, а то и два.
— Все будет сделано, как прикажете, синьор.
С молодого человека сняли мерку, и он продиктовал свой адрес, после чего Леонардо отвесил покупателю церемонный поклон и проводил до дверей. Он с гордостью и не без основания считал себя хорошим торговцем. И действительно, только что он заключил более чем удачную сделку. Леонардо прошел нелегкий путь от простого ученика, которого мастер колотил за малейшую провинность, уличного продавца, торговавшего вразнос, до хозяина когда спустя Много лет у него появилось собственное дело и имя в городе. Теперь к нему обращались люди, занимающие куда более высокое социальное положение; у него стала заказывать маски знать, появились свои ученики и подмастерья; но он обращался с ними совсем не так, как когда-то обходились с ним — Леонардо отличался добротой и завидным терпением. И невесту себе он подыскал лишь благодаря настойчивости и терпению. По его мнению, девушка была на сто голов выше любой из венецианок. Конечно, все получилось не сразу, потребовались годы переписки, прежде чем она приняла его ухаживания, а когда приняла, он даже всплакнул от радости.
Леонардо любовно оглядел свой магазинчик. Небольшое и уютное помещение во вкусе венецианцев, место, достаточно известное во всей Венеции, и обслуживались здесь сливки общества, лучшие из лучших, богатейшие из богатейших и благороднейшие из благороднейших. Тем более странно то, что произошло сегодня — сестра Сильвия якобы не видела, как этот молодой француз появился в магазине. Конечно, надо учесть, что здесь все, буквально все забито товарами и манекенами, но все же, разве можно сюда незаметно пробраться, если находишься у прилавка? Может быть, она слепа, как курица, эта монахиня? Наверное, так и есть. Другого объяснения быть не может. Решив, что именно в этом кроется разгадка происшествия, Леонардо выбросил его из головы.
Не очень далеко от этого места еще один француз по имени Жюль, граф де Марке возвращался на квартиру, которую снимал для себя и двух юных отпрысков, доверенных ему богатыми родителями. Квартира располагалась в доме на Кампо Моросини. Уверенной походкой он неспешно следовал по заснеженной мостовой, Худой, тонкий, с покрытым морщинами лицом шестидесятилетнего мужчины, хищно загнутым орлиным носом и живыми проницательными глазами. В его кармане лежали три только что приобретенных билета на концерты хора Оспедале делла Пиета, за которыми он выстоял двадцатиминутную очередь. Этот хор не стал менее популярным со времени его предыдущего визита в Венецию, куда он много лет назад заехал с молодой женой во время свадебного путешествия. Они побывали не народном концерте хора, возглавляемого в ту пору самим маэстро Вивальди, и всегда уходили буквально потрясенные пением этих девушек. И вообще, в этом городе не нашлось такого места, которое не напоминало бы Жюлю что-то приятное.
Его тогдашнее финансовое положение отличалось от нынешнего, и эта мысль заставила графа сокрушенно покачать головой. Он имел имя, известное в высоких кругах во Франции, но безответственность некоторых его предков, их порочная склонность к карточному столу пустили на ветер огромное фамильное состояние. Поэтому до женитьбы на Аделаиде он жил в Версале на скудное вспомоществование. После свадьбы счастливая и беззаботная жизнь на приданое длилась до тех пор, пока ее. отец перед смертью не заявил о том, что беден как церковная крыса. Чтобы произвести все выплаты по обязательствам, пришлось пустить с молотка имение и все движимое и недвижимое имущество.
Какое-то время они перебивались, оставаясь в Версале и живя на деньги, вырученные от продажи драгоценностей Аделаиды, но потом все кончилось. Черный день наступил, когда они уезжали из Версаля, чтобы больше никогда туда не возвратиться. Один из родственников жены, приходившийся ей дядей, сжалился над ними, предоставив небольшой домик в деревне неподалеку от Лиона и снабдив суммой денег, достаточной для того, чтобы обеспечить им весьма скромное существование, но Аделаида так и не приспособилась к деревенской жизни и постоянно тосковала об ушедших днях. У нее вконец испортился характер, она сделалась раздражительной и ворчливой. Если бы у них росли дети, это, возможно, как-то помогло бы сделать жизнь более осмысленной, но их не было. И поэтому, когда ее прибрал Бог, Жюль втуне испытывал облегчение, потому что эта женщина уже давно перестала быть той, на которой он когда-то женился. После смерти жены он переехал в две убогонькие комнатушки в Лионе и зарабатывал на жизнь, давая уроки. Так продолжалось до тех пор, пока месье Дегранж и месье Шико — достаточно богатые и удачливые владельцы шелкоткацких предприятий — не обратились к нему с просьбой помочь их сыновьям завершить образование.
Жюль, дворянин по происхождению, в первое же утро занятий в особняке Дегранжа столкнулся с яростной атакой тринадцатилетнего Аликса.
— Месье граф, почему это аристократы Версаля не оторвут лишний раз свои зады от кресел и не приедут в свои имения? — Мальчик сразу решил возложить ответственность за нравы аристократии на плечи Жюля.
— О чем это вы? — Жюля задела эта словесная эскапада.
— Сейчас нет ни одного места в стране, которое не оказалось бы в бедственном положении из-за отсутствия нормальных, настоящих хозяев. Ей приходит конец! Они забирают у нас все до последнего су, ничего не оставляя тем, кто гнет спины на полях.
— Некоторые аристократы раз или два в году посещают свои имения, — с достоинством лорда ответил Жюль. — Но при дворе много таких дел, которые не позволяют слишком часто отлучаться из Версаля!
— Так я и поверил! Если бы в один прекрасный день их управляющие перестали посылать им деньги, то они живо бы примчались. Наш бывший наставник говорил, что аристократы даже не платят налогов, как все остальные смертные.
— Поразительно, — холодно произнес Жюль, — что он говорил о таких вещах, в которых явно ничего не смыслит. А что касается вас лично, то я искренне надеюсь, что вы избавите свой лексикон от всякого рода непотребных словечек и будете говорить учтиво, как подобает воспитанному человеку.
Аликс вскочил.
— К черту вашу проклятую учтивость! Разве нашего короля не заботит, что каждую зиму от голода вымирают целые деревни, в то время как аристократы вовсю обжираются и пьянствуют в Версале?
— Молчать! — Жюля не на шутку разозлил этот распалившийся молокосос, и верноподданнические идеи буквально поперли из него. — Версаль, к вашему сведению, сам король и сама Франция! И я не позволю, чтобы в классе, где я нахожусь, допускались порочащие королевский двор высказывания. Сейчас же извинитесь за своя слова!
Мальчишка понял, что переусердствовал.
— Я не желал высказывать неуважение Его Величеству. Когда вырасту, моя шпага всегда будет служить интересам Франции, даже если это будет стоить мне жизни.
Жюля растрогала эта фраза мальчика, хотя его, надо признаться, здорово задели обвинения в адрес Версаля.
