— Мы решили, что лучшей невесты для тебя, чем синьорина Тереза Реато, не найти. Ты знаешь ее с детства, Марко. Я уже говорил с ее отцом, и он не против, если дочь пойдет за тебя. Это будет, разумеется, после карнавала. Нет, конечно, не во время Великого поста, но я думаю, свадьбу можно назначить на первую субботу после Пасхи.
Марко издевательски засмеялся.
— Вы хотите, чтобы моей женой стало это жалкое создание?! Сухая палка с лицом, словно кухонная сковорода?
Аполина Челано взбесилась.
— Постыдись. Как можешь ты говорить такое об этой порядочнейшей, благородной женщине? — она стукнула веером по руке сына-кардинала. — Скажи ему, Алессандро!
— Помолвка состоится завтра, после подписания брачного контракта, — раздельно произнес тот, — а свадьба — в намеченный день. Если ты отказываешься принять наше предложение, мы будем вынуждены прибегнуть к помощи закона, который низведет тебя до статуса самого низшего из холостяков, а на посту главы дома тебя заменит Филиппо.
Марко окаменел. Невольно взглянув на мать, он заметил, что она кивнула в знак полной поддержки этого решения. Немыслимо, этого быть не может, чтобы и она восстала против него! Как же она перенесет, если у него отберут этот роскошный, великолепный дворец, и вместе с ним все богатство и власть? Он никогда не сомневался, что рано или поздно женится, но эта Тереза Реато в роли его невесты? Такое ему и в кошмарном сне присниться не могло. Значит, единственной возможностью избежать этого остается тянуть время.
— Хорошо, — со снисходительной улыбкой сказал он. — Я женюсь. Но не на Терезе. Я настаиваю на праве самому выбрать жену.
— В течение оговоренного времени? — не отставал Алессандро.
— Помолвка состоится через четыре недели.
— Нет, так не пойдет. Ты должен покончить со своим образом жизни. Решение должно быть принято сегодня. С кем же ты желаешь быть помолвленным вместо Терезы?
Филиппо, настороженно привстав в своем кресле, как и все остальные, сгорал от желания увидеть брата припертым к стенке.
— Так с кем же, Марко? Мы ждем.
Тот понял, что на этот раз уже не отвертеться. Мысленно перебирая дочерей всех знатных фамилий, он не мог ни на ком остановить свой выбор, но потом вспомнил, что Филиппо в какой-то связи упомянул об Оспедале делла Пиета. Он собирался сделать Элену личной куртизанкой. Это ничего не стоило устроить, Марко был уверен, что она готова пойти на это. Разумеется, и речи быть не могло, чтобы Оспедале выпустило ее из своих стен для того, чтобы она пребывала в этом весьма сомнительном статусе, но поскольку он владел одним из венецианских оперных театров, то вполне мог предложить ей стать в нем примадонной, и все было бы шито-крыто. Теперь же Марко смотрел на эту проблему другими глазами. Он сжал губы и откинулся на спинку кресла, удовлетворенно улыбнувшись.
— Моей женой будет маэстра Элена из Оспедале делла Пиета.
В зале наступила тишина. Через несколько мгновений, как он и предвидел, все разом заговорили. Алессандро, привыкший к тому, чтобы силой своего голоса укрощать любой ропот прихожан, громогласно вопросил, одновременно призывая тем самым к молчанию остальных.
— Она солистка хора или же оркестра? Ты забываешь о том, что я, хоть никогда не ставил и не ставлю под сомнение высокий моральный уровень молодых женщин, пребывающих в стенах Оспедале делла Пиета, уже длительное время нахожусь вдали от Венеции и не могу знать всех их по именам.
— Она певица.
— Из подброшенных или незаконнорожденных?
— Нет. Ее отец — мелкий торговец вином, а мать благородного происхождения. Оба умерли от лихорадки вскоре после рождения дочери, и Элену воспитывала одна из родственниц, пользовавшихся уважением, после чего ее взяли в Оспедале на правах платной ученицы. Это устроил опекун, адвокат, ставший им после смерти последней родственницы.
Алессандро повернулся к Аполине.
— Что скажешь, мать? Что ты думаешь по этому поводу?
Она медленно, чтобы не обнаружить радости, что все оборачивается в пользу ее Марко, кивнула в знак согласия. Все же ему удалось утереть нос своим достопочтенным братьям, и в особенности, Филиппо!
— Немедленно обращайтесь к директору школы. Ты пойдешь туда, Алессандро. Отправляйся и проведи самое тщательное расследование. Сам поговори с этой девушкой. Если все окажется в порядке, то дальше действуй, как намечено. Что же касается меня, то я остаюсь здесь до самой свадьбы и не уеду до тех пор, пока своими глазами не увижу, что она в состоянии взять на себя управление домом и всем остальным.
Ее овдовевшая дочь, сидевшая позади матери, во втором ряду, подала голос:
— Мать, как мы можем быть уверены, что эта молодая женщина согласится пойти за Марко? Я не раз слышала, что старшие хористки не решают такие вопросы без участия директора.
Глаза синьоры Челано беспокойно забегали. Она всегда была тираном в отношении дочерей, и хотя две других были вне пределов досягаемости ее самодурства, будучи в монастырях, Лавинии выпала участь быть козлом отпущения и мишенью для ее насмешек, злобных и язвительных.
— Только ты можешь задавать такие вопросы! И именно тогда, когда мы решаем вопросы семейного благополучия и власти! Нет таких дверей, которые не могли бы открыть деньги, нет таких дорог, которые бы они не проложили! В Оспедале нет девушки, которая бы не надеялась удачно выйти замуж. И ни одна, у которой хоть что-то есть в голове, не откажется от такого счастья, а что может быть для нас лучше, чем молодая и непорочная девушка? А на тот случай, если у нее возникнут какие-то колебания, в чем я лично очень сомневаюсь, Алессандро от моего имени отвалит Оспедале такую дотацию, что директор не глядя подмахнет этот брачный договор, что бы там девчонке ни взбрело в голову.
Лавиния, явно сокрушенная железной логикой матери, вяло кивнула. Лишь немногим, женщинам, которым дозволено вступать в брак, удается сохранить независимость и самим распоряжаться своей судьбой. Она, подобно сестрам, ощущала в себе искреннее желание посвятить себя духовной жизни и мечтала отправиться в монастырь, причем в самый строгий, куда-нибудь подальше от Венеции, но старый похотливый вдовец возжелал увидеть в ней четвертую по счету жену. Поскольку он был богат, как Крез, никакие возражения и мольбы Лавинии никто из членов семьи принимать в расчет не собирался. И все же, когда он пять лет назад почил в бозе, она снова осталась без гроша — все, что по праву причиталось ей, досталось сыну мужа от первого брака, а ей, всего двадцати пяти лет от роду, надлежало вновь отправиться под неусыпное око семьи, обрекшей ее до гробовой доски сидеть на привязи у своей бешеной матушки. Бедная женщина подумала о том, что, может быть, хоть Марко окажется добр по отношению к этой Элене, с которой она надеялась подружиться в будущем, но доброта никогда не была в почете в семействе Челано.
Неподалеку от дворца Челано в Палаццо Кучино Луиза д’Онвиль удобно сидела на своем любимом светло-желтом диванчике.
