Вообще-то, троица была странноватая. Можно выразиться,
дисгармоничная. Молодцеватый полковник в неизвестном Сварогу мундире,
гражданский чиновник неизвестного Сварогу ранга (не настолько уж хорошо он
разбирался в горротских униформах), субъект в дворянском платье, не особенно и
роскошном, державший на поводке высокого черного пса, похожего на гланского
ладара – пастушьего волкодава. Полковник, хотя и молодцеват, все же не похож на
строевого командира, что-то неуловимое в его поведении заставляет думать, что на
боевых он оказался, очень может быть, впервые в жизни. А его цивильные спутники
и вовсе уж неуместны здесь, на фоне подготовки к штурму. Однако держится троица
вполне уверенно, подошли к генералу, словно не видя, насколько он недоволен их
появлением, встали рядом как ни в чем не бывало…
– Что это за мундиры? – не выдержал Сварог.
– Военный – из Канцелярии Главного штаба. Судя по нашивкам
на левом плече, труженик канцелярского стола. Среди наград ни одной боевой.
Гражданский – в мундире Королевского кабинета, королевский советник. Чин
немаленький. Но что ему тут понадобилось, ума не приложу. Генералу они не по
нутру, сразу видно, однако терпит…
С изображением вдруг что-то произошло. В мгновение ока. Люди
и предметы выглядели теперь резко-контрастными, почти что черно-белыми,
поблекло многоцветье красок, исчезли полутона и оттенки, батальная сцена
походила теперь на блеклую старинную гравюру. Зато исчез пушечный дым, ставший
теперь едва заметным туманом, неуловимой дымкой, и можно было разглядеть
крепостные стены. Конечно же, там готовились к отражению штурма – на
стенах полно людей, над каждым зубцом поблескивает каска, а меж зубцами торчат
дула мушкетов и в гораздо большем количестве – арбалеты. На площадке над
воротами дымит круглый котел со смолой – совсем уж древнее средство, но
по-прежнему эффективное… Ворота, как и следовало ожидать, целехоньки.
– Догадался переключить на другой диапазон… – машинально
прокомментировал Гаудин. – Раньше нужно было…
– А кем он там был? – спросил Сварог.
– Не знаю, – сухо ответил Гаудин. – Долго не
приходило отчетов, есть своя специфика…
Боевые порядки осаждающих были безукоризненны. Сварог
физически ощущал повисшую над бранным полем напряженную тишину, знакомую по
прежней жизни.
Он не уловил момента, когда черная собака сорвалась с
поводка. А может, ее отпустили специально. Черное поджарое тело мелькнуло меж
солдатами, стелясь в целеустремленном, неудержимом беге, перемахнуло траншею по
широкому дощатому мостику. Две других траншеи пес просто-напросто перепрыгнул с
изумительным проворством – и помчался к воротам, его бег напоминал полет стрелы
по прямой. Со стен, насколько Сварог разглядел, по собаке не стреляли.
Он на секунду отвел глаза от собаки, привлеченный шевелением
меж зубцов, и потому не успел заметить, как это произошло…
Казалось, крепость сотряслась, словно бумажная, – но
это, скорее всего, вздрогнул снимавший, как любой на его месте. Ослепительное,
лимонно-желтое пламя рванулось из проема ворот, мгновенно распространилось,
взлетев над зубцами, – и с внутреннего двора крепости взлетели гейзеры
огня, пожирая корчившиеся на стенах фигурки, взметнулись над зубцами
чудовищными плюмажами, выше флюгеров на башнях… Крепость вмиг окуталась
странным пламенем, напоминая теперь уголек в печи.
Горротские шеренги пришли в движение. Надрывались рожки,
трещали барабаны, ряд за рядом, сомкнув строй, опустив протазаны, двигался к
бушующему пламени – без особой, сразу видно, охоты, но сержанты
неистовствовали, крутя палашами над головой, орали офицеры, в боевых порядках
размеренно шагал генерал в черной кирасе, сопровождаемый штабными и
адъютантами, уже не принимавшими картинных поз. Судя по поведению всех,
происшедшее им было в диковинку, – но приказ и воинский долг гнали вперед,
прямо в пламя, сожравшее уже, кажется, всех до единого защитников крепости.
Сварог отыскал взглядом странную троицу: они-то не двинулись
с места, стояли, сложив руки на груди, переглядываясь с гордым видом
несомненных триумфаторов. Удалось даже расслышать, как полковник проговорил:
– …не меньше, чем «Рубиновый клинок», господа мои, честью
клянусь! А то и «Солнышко» с мечами и цепью! Вот попомните мои слова, такая
удача…
Лимонно-желтое пламя волшебным образом утихло, унялось,
исчезло совершенно. Что-то полыхало в крепости, что-то дымило, чадные языки
огня вставали над стенами, но это было иное, привычное, человеческое, если
можно так сказать, лишенное всякой необычности и странности… Стены были пусты,
а вместо ворот зиял проем, камни покрывал слой копоти, и можно было рассмотреть
валявшиеся во дворе ссохшиеся трупы, больше напоминавшие головешки…
По рядам прокатился рев – ободренные исчезновением
диковинного пламени, штурмующие ринулись вперед, расстроив боевые порядки,
сломав строй, обгоняя офицеров. Пытаясь опередить всех остальных, знаменосец с
королевским штандартом, явно зарабатывая положенный за подвиг орден, припустил
к воротам заячьими прыжками, так, что за ним с трудом поспевали четыре
штандарт-юнкера с мечами наголо. Ну конечно, той дюжине, что первой ворвется в
неприятельскую крепость, полагается не просто орден, а еще и почетная подвеска
к нему, изображающая башню… Ах, как чешут ближайшие, отпихивая друг друга…
Знаменосец ухитрился-таки первым влететь в ворота, сообразив
в последний миг наклонить знамя, чтобы не сломать о низкий свод золоченое
навершие древка. Вот и готов свежий кавалер. Следом повалили окончательно
сломавшие строй солдаты. Генерал в окружении блестящей, повеселевшей свиты
остановился неподалеку от ворот, подбоченившись, – как и предписано
здешними воинскими обычаями, дожидался, когда какой-нибудь прыткий офицерик,
пыжась от выпавшей на его долю нешуточной чести, доложит по всем правилам, что
фортеция взята. Тогда только и подобает полководцу величественно вступить под
своды покоренной твердыни…
Вспыхнул свет. Изображение погасло.
– Раутар говорил, нужно просмотреть покадрово… – тусклым
голосом сказал Сварог.
– Это успеется, – отмахнулся Гаудин. – По-моему, и
так все ясно. Я помню ваш отчет. В точности так обстояло в Равене с теми двумя
пожарами, верно? Разве что там были люди, а здесь – собака. Принцип один. Живые
существа, представляющие собою мощные зажигательные бомбы…
– Ага, вот именно, – сказал Сварог. – Нет другого
объяснения. Псина подбежала к воротам – и моментально полыхнуло… Что это было
такое?
– Не знаю, – быстро, досадливо ответил Гаудин. –
Не знаю, вот и все…
Впервые за все время, что Сварог его знал, бесстрастный и
ироничный глава тайной полиции Империи выглядел растерянным. Но это моментально
прошло, вернулась прежняя маска, олицетворение меланхоличной загадочности.
– Я не знаю, – повторил Гаудин совсем спокойно. –
И не скажу, что это приводит меня в уныние, а о страхе и речи быть не может.
Там, внизу, хватает не разрешенных пока загадок. Сейчас прибавилась новая,
только и всего. Вздумай я предаваться терзаниям из-за каждой новой загадки,
давно бы сошел с ума. Но зрелище впечатляет, признаться. Это что-то новенькое.
Как бы мне хотелось добраться до короля Стахора…
