И ничего не увидел. Совсем. Коридор исчез, вокруг клубились,
струились, завивались тяжелыми спиралями непонятные потоки – то ли дыма, то ли
неведомой жидкости, что-то пронеслось сквозь его тело, словно порыв ветра
сквозь решето, в глазах помутнело окончательно, непонятная тяжесть на миг
пригнула к земле…
Послышалось чирканье спички, вновь вспыхнул фонарь. Вокруг
снова были каменные стены, покрытые плесенью и мхом. Та же дверь, тот же засов.
– И что теперь? – спросила Мара, судя по тону, нимало
не потерявшая самообладания.
– Все, – ответил Леверлин просто.
Он подошел к двери, одним движением открыл хорошо смазанный
засов, поманил их.
За дверью не было ни комнаты, сквозь которую они только что
прошли, ни самого домика. В лицо им пахнуло ночной прохладой, они стояли в
небольшом искусственном гроте, и в проеме на ночном небе виднелись звезды.
А уардах в двадцати от них возвышался прекрасно знакомый
Сварогу королевский дворец в Равене – высокие острые крыши над верхушками
сосен, Башня Звездочетов слева… Он даже узнал это место в парке: поблизости
должна стоять позеленевшая от времени медная статуя Эльгара Великого, где-то
неподалеку и фонтан…
Из гордости он не пустился в расспросы немедленно, но
Леверлин, должно быть, прекрасно понимавший его состояние, тут же пояснил:
– Вот так и выглядит коротенький кусочек Древних Дорог, на
который нам чисто случайно посчастливилось наткнуться…
Сварог отложил в памяти это «нам» – у него и раньше имелись
кое-какие вопросы к боевому товарищу, которые вспомнились вновь. Тем временем
Леверлин, достав свисток, прошил ночной воздух пронзительной трелью. К нему
моментально кинулся бесшумно возникший из ближайших кустов человек в ливрее,
что-то кратко сообщил на ухо. Даже в ночной тьме Сварог разглядел, какое у
старого друга озабоченное и горестное лицо.
– Пойдемте, – сказал Леверлин, кивком отпуская
лакея. – Времени совсем мало…
Глава 13
Сын ужасного короля
В обширной комнате все три высоких окна были распахнуты
настежь, но все равно в ноздри навязчиво лез тот неопределимый запах, что
свойствен тяжким болезням. К нему примешивалась и острая, резкая вонь –
это в жаровне у изголовья густо дымили какие-то корешки, и лейб-медик в простом
холщовом балахоне с закатанными рукавами с помощью небольших мехов непрестанно
гнал этот дым на лежащего короля. У изголовья неподвижно – руки на коленях,
фигура напряжена – сидел невысокий человек с грубым, некрасивым лицом тупого
золотаря или деревенского дурачка. При одном взгляде на него с трудом верилось,
что он способен хотя бы сложить в уме один и два, но, судя по вицмундиру
коронного министра (более высоких чинов на земле попросту не имелось) и по
тому, что он был здесь единственным посторонним (лекари, конечно же, не в
счет), человек это был не простой и отнюдь не глупый – дураков и примитивов
Конгер возле себя не держал…
Свет давала одна-единственная карбамильская лампа, горевшая
у самого изголовья, так что комната тонула во мраке, но Сварог и так
чувствовал, что никто не прячется по углам, не подслушивает за портьерами. Еще
на лестницах и в коридорах, когда Леверлин уверенно вел его в покои смертельно
больного короля, он видел, что это крыло дворца прямо-таки набито
стражей, – повсюду, в три ряда перегораживая дорогу, стояли Синие
Мушкетеры и ликторы в цивильном с оружием на изготовку, а в парке верхами
расположились конные гвардейцы, дворец был набит войсками вплоть до головорезов
адмирала Амонда из морской пехоты, в большинстве своем по собственному желанию
выдернутых с каторги, дабы искупить лихой службой пожизненные или просто астрономические
сроки…
– Уйдите все, – раздался слабый голос. –
Коновалы – тоже.
Человек в мундире коронного министра встал первым, проходя
мимо Сварога, легонько кивнул ему с видом старого знакомого, хотя Сварог мог бы
поклясться, что видит его впервые в жизни. Вышел на цыпочках. Следом
заторопились лекари. Последними комнату покинули Леверлин с Марой.
– Подойдите сюда, лорд Сварог.
Сварог подошел, повинуясь слабому жесту иссохшейся руки,
опустился в кресло, с которого только что встал министр. И постарался придать
своему лицу безразличие, насколько удалось, – человек в постели был
страшен…
Кто-то несведущий наверняка не поверил бы, что этот
обтянутый желтоватой кожей скелет совсем недавно звался королем Конгером
Ужасным. Не было грозного короля, да и человека, собственно, уже не было. Была
мумия, которая как-то еще ухитрялась двигать головой, глазами, открывать рот и
произносить членораздельные слова… Сварог так и не отыскал в душе жалости –
тот, в постели, уже пребывал по ту сторону нормальных человеческих эмоций, не
только жалости не вызывал, но даже и отвращения…
– Мы так и не успели познакомиться в… прежние
времена, – сказал Конгер, едва заметно шевеля совершенно прозрачными
губами. – Впрочем, для сожалений нет ни места, ни времени… Лорд Сварог, я
буду краток. Я хочу оставить королевство вам. Законных наследников нет. За
Арталетту я боюсь, ее попросту убьют, передай я корону ей… Есть еще
девятнадцать человек обоего пола – всякие там троюродные племянники моего
деда и двоюродные братья тетушки брата моего дяди, которые в условиях
безвластия и смуты могут собрать кое-какие силы и претендовать на престол… но
эту компанию мы с вами успеем отправить к праотцам, пока не развязали хаоса…
Вас я знаю плохо, главным образом по… той истории. Говорят о вас много и
разное, но одно я для себя уяснил накрепко: вы никогда не пойдете на мировую со
Злом. С той вполне конкретной, материальной фигурой, которая… ну, вы знаете. Вы
с ним виделись. Я, представьте, тоже. Удостоился, ага… Одно непременное
условие: берегите Арталетту. Если вы ее обидите, я приду оттуда и постараюсь
дотянуться до вашей глотки… Поклянитесь богом.
– Богом клянусь, – сказал Сварог спокойно.
Как и в прошлый раз, во время беседы с нагрянувшими в Готар
глэрдами, он не чувствовал ни удивления, ни радости. Снова в голове роились
исключительно практичные, крестьянские мысли: армия, военный флот, выход к
морю, малоземельные крестьяне и безземельные ронины для Трех Королевств,
полиция и разведка…
– Вам меня жаль? – спросил вдруг Конгер.
– Я вам сочувствую, как любому на вашем месте, –
ответил Сварог, почти не думая. – Но жалеть… Я вас практически не
знаю, нельзя сказать, что вы мне близки…
– Прекрасно, – сказал умирающий, растянув губы в слабом
подобии улыбки. – Просто прекрасно, что вы не сюсюкаете, а говорите все
как есть… Лорд Сварог, мне не нужен на моем престоле романтик или идеалист… а
вы ведь, по слухам, не из таких? После тирана ни в коем случае нельзя отпускать
вожжи, ослаблять хватку, понимаете? Хотя бы в первое время, но вам предстоит
вешать и рубить головы, даже если вы не хотите. Если вы дадите в первое время
хоть малейшую слабину, если дрогнете – начнется разброд. Мои подданные, от
последнего посконника до коронного министра, должны чувствовать на горле все ту
же железную перчатку… Потом, когда вы обживетесь, когда создадите свой механизм,
возьмете все нити… о, тогда можете поиграть в вольности и послабления, но
опять-таки с большим разбором и оглядкой. Люди не ценят тех, кто дает им
вольности и свободы, полагая такие поступки проявлениями слабости. Зато
жестокие короли им близки и, что важнее, понятны… Нельзя играть в доброту теперь,
когда к нам опять нагрянула в гости… Вы слышали что-нибудь про Багряную Звезду?
