Наконец, Габриэль узнала, что Эмиль вернулся домой из поездки в Париж, куда ездил по делам. Тон его письма был как всегда нежным, он выражал сожаление о том, что так долго не видел ее. Прочитав письмо, Габриэль надолго задумалась.
— Что-нибудь случилось? — тревожно спросила ее Элен, которая в этот момент помогала Жюльетте наряжать куклу. Девочка спрыгнула с колен матери и подбежала к Габриэль, показывая ей куклу.
— Посмотри, тетя Габриэль! Правда, моя Дениз очень миленькая?
— Она просто очаровательна, Жюльетта. У меня вроде бы была где-то шелковая лента на шарф для твоей куклы под цвет ее наряду. Сейчас я принесу ее тебе.
Но Элен попыталась удержать золовку и вновь обратилась к ней.
— Ты чем-то сильно обеспокоена. Я могу помочь тебе?
Габриэль сдержанно улыбнулась.
— Не сейчас. Возможно, в скором времени мне действительно понадобится твоя помощь.
— Эмиль приедет в Лион повидаться с тобой?
— Он прибудет сюда в субботу. Я предупредила его в своем письме о том, что не смогу приехать домой в конце этой недели.
И Габриэль вышла из комнаты, чтобы найти обещанную племяннице ленту. Жюльетта радостно вприпрыжку побежала за ней, а Элен тем временем глубоко задумалась над словами Габриэль. Поведение подруги в последнее время очень беспокоило ее. Габриэль, обычно стремительная, живая и бодрая, ходила теперь, понурив голову, погруженная в свои думы, по-видимому, тяготившие ее, как будто она пыталась разрешить какую-то неразрешимую задачу.
Габриэль хотела повидаться с Николя, прежде чем Эмиль приедет в Лион. Ей необходимо было поговорить с ним до того, как она встретится с мужем. Она писала ему записку, сидя за столом в своем кабинете в зданий ткацкой фабрики, назначая ему свидание в кафе на площади Селестен, как вдруг дверь распахнулась, и Николя появился на пороге собственной персоной. Но радость, вспыхнувшая было в душе Габриэль при виде его, сразу же потухла, как только она заметила выражение беспокойства на суровом лице Николя.
— Что случилось? — спросила она, чувствуя, как земля уходит из-под ее ног. Охваченная дрожью, она медленно встала со своего места.
Вместо ответа он закрыл дверь и подошел к ней. Покачав головой, как будто давая понять, что не может ничего сказать ей без подготовки, он, обняв ее, прижал к груди с такой силой, что Габриэль едва могла вздохнуть. Они застыли так в полном молчании на несколько мгновений. Затем Николя приник к ее губам, страстно целуя, а Габриэль с каким-то невыразимым отчаяньем вцепилась в него руками, чувствуя, как со дна души поднимается страх. Прервав, наконец, свой долгий поцелуй, но не выпуская ее из объятий, Николя взглянул в лицо Габриэль и тихо, стараясь не испугать ее своей новостью, сообщил:
— Я должен уехать, Габриэль. Я должен покинуть Лион.
— Но почему?!
— Произошло то, чего я не ожидал. Я вновь призван в армию.
— Нет, только не это! — в ужасе воскликнула она.
— Я получил предписание вернуться в свей прежний конноегерский полк, в котором служил в течение нескольких лет.
Колени Габриэль подкосились, и, чтобы не рухнуть на пол, она крепче обхватила шею Николя.
— Но, может быть, это ошибка!
— Здесь не может быть никакой ошибки. Час назад я получил письменный приказ и сразу же поспешил к тебе.
— И когда ты должен уехать? — спросила Габриэль, чувствуя, что губы не слушаются ее.
— Я отправляюсь завтра утром в военный лагерь, расположенный на Пиренейском полуострове.
Припав к плечу Николя, Габриэль разрыдалась. Он прижался щекой к ее пушистым волосам.
— Мне необходимо было срочно видеть тебя. Если бы ты согласилась поехать вместе со мной, нам не пришлось бы жалеть о том, что меня направляют в Испанию.
Она подняла голову и изумленно взглянула на него.
— Поехать вместе с тобой? — повторила она неуверенным голосом.
— В этом нет ничего невозможного. Вместе с пополнением в Испанию отправляются полдюжины жен офицеров. Ты могла бы поехать вместе с ними! Их устроят вдали от линии фронта, но все же так, чтобы их мужья в передышках между боями могли посещать их.
— Но ведь я — не твоя жена.
— Это всего лишь вопрос времени, ты обязательно станешь ею. Разве ты этого не понимаешь? Эмиль не будет делать попыток вернуть тебя, зная, что ты уехала со мной, — он поцеловал ее в щеку и ободряюще улыбнулся, видя ее искаженное мукой лицо и пытаясь утешить ее. — Как только ты получишь развод, мы поженимся там же, в Испании. А после победоносного завершения войны мы снова вернемся в Лион и заживем в свое удовольствие, наверстывая все потерянные нами годы, проведенные в разлуке.
Габриэль отстранилась от него и, отвернувшись, прижала ладони к пылающим щекам.
— Я не могу поехать с тобой, — произнесла она сдавленным голосом.
— Из-за мужа? У нас еще есть время отправиться в усадьбу и поговорить с ним. Я понимаю, что ты не можешь уехать, не сказав ему ни слова.
— Это не только из-за Эмиля.
— Так неужели тебя удерживает в Лионе ткацкая фабрика, Дом Рошей? Я знаю, что тебе нелегко решиться на такой шаг и оставить вместо себя брата, но ведь и я с тяжелым сердцем перекладываю всю ответственность за ведение дел в ткацкой мастерской на своего управляющего. Слава Богу, я могу полностью доверять Мишелю Пиа, иначе я не знал бы, что делать. Ты же, по крайней мере, можешь успокаивать себя тем, что твой брат, имеющий большой опыт работы, управляет фабрикой пусть и по старинке, но со знанием дела.
— Я никогда не позволю Анри распоряжаться производством! — твердо заявила Габриэль. — Даже на короткое время. Дом Рошей был оставлен мне отцом в опеку, и сейчас как никогда я ощущаю ответственность за состояние дел в фирме.
— Ты хочешь сказать, что Дом Рошей дороже тебе, чем я? — воскликнул Николя, не веря своим ушам.
— Конечно, нет. Ничто не остановило бы меня, если бы только я могла отправиться с тобой. Но я не могу.
Николя схватил ее за руку и повернул лицом к себе.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Это должно было произойти несколько лет назад, поэтому у меня есть больше прав называть тебя своей, чем у любого другого мужчины. Я люблю тебя всем сердцем. Я знаю, что должен живым и невредимым вернуться с этой войны только из-за любви к тебе, потому что нас ждут долгие годы семейного счастья. Я люблю тебя так, как никто никогда не любил ни одну женщину на свете. Так неужели мы не можем, отбросив все, уехать вместе и провести остаток жизни вдвоем?
В лице Габриэль не было ни кровинки. На ее глазах блестели еле сдерживаемые слезы, губы дрожали.
— Поздно, слишком поздно, любовь моя… Моя единственная любовь, — с трудом проговорила она.
— Я должна остаться здесь. Я обречена навсегда оставаться женой Эмиля, — она глухо зарыдала, а затем еле слышно промолвила: — У меня должен родиться ребенок.
