Очень скоро нашелся покупатель особняка. Жюльетт решила не продавать ни одной фамильной вещи, переправив в Париж даже несколько совсем маленьких вещиц, включая два фамильных портрета, которые по желанию Марко должны были унаследовать дочь и сын. Сестра Марко, занимавшаяся миссионерством в Африке, не предъявляла никаких претензий на имущество брата, но попросила прекрасное покрывало, отделанное несравненными кружевами из Бурано, для алтарного покрова в церкви маленькой африканской миссии. Все остальное было отправлено братьям Марко в Соединенные Штаты. Те с благодарностью приняли предложение Жюльетт сохранить семейные реликвии.
Друзья устраивали в честь отъезда Жюльетт прощальные вечеринки, все давали обещание обязательно увидеться снова. Она с сожалением рассталась с доньей Сесилией и Марией Луизой. И хотя отъезд в Париж вовсе не означал долгую разлуку с Фортуни и Генриеттой – те часто наезжали в столицу моды – прощание с ними, тем не менее, было крайне мучительно для Жюльетт. Самым тяжелым оказалось расставание с Леной, к которой так привязалась за эти годы, но та наотрез отказалась расстаться с родиной. Она пришла на вокзал проводить семью.
– Если ты когда-нибудь передумаешь, – крикнула Жюльетт из окна вагона, – только сообщи, я сразу же за тобой приеду!
Лена покачала головой.
– Этого не будет, синьора. У меня сердце разрывается от горя, что вы и детишки уезжаете, но не могу бросить Катарину, Арианну и маленького Эмилио. Ну и потом, настало время немного отдохнуть. Умберто нашел мне маленькую квартирку неподалеку от того места, где они живут.
Поезд начал набирать скорость. Лена еще некоторое время бежала рядом с их окошком и махала детям рукой. Но вот и она осталась где-то далеко позади. Верная служака долго стояла на перроне, утирая платочком слезы.
* * *
В Париже Жюльетт с детьми обосновались в особняке Берне, который, узнав о ее возвращении, предложили Жак и Дениза в качестве временного жилья. Денизе пришлось оставить свой дом в предместье Сен-Жермен после второго брака – таково было завещание Клода – но взамен она получила еще более просторный дом, с огромной бальной залой и вдвое большим числом прислуги. В настоящее время она и Жак путешествовали по Карибскому морю на собственной яхте.
Жюльетт обрадовалась, что получила некоторое время для выбора дома в соответствии с собственным вкусом, и школ для Мишеля и Сильваны. Для младшего ребенка она наняла опытную няню. Агент по торговле недвижимостью показал несколько фотографий продававшихся и сдававшихся внаем домов, а затем на своем автомобиле отвез посмотреть их. В одну из поездок они проехали мимо места, где располагалась мастерская Николая, но здания уже не было, его заменяла недавно построенная библиотека. Просмотрев все предложения, Жюльетт решила остановиться на одной из квартир, довольно обширной, времен перестройки Парижа, предпринятой бароном Хауссманом, с превосходными комнатами. Дом располагался на небольшом расстоянии от улицы Пьер Каррон, 67, куда она вполне могла ходить пешком.
Когда Жюльетт впервые пришла в парижское отделение фирмы Фортуни, ей показалось на мгновение, что она вновь возвратилась в Палаццо Орфей, только залы были не столь просторны. Но обивка стен, декоративная драпировка, украшенные потолки, своеобразные эффекты освещения – такие же, как и в Венеции. В каждом отделении, разделенном драпировками на участки, располагались манекены, облаченные в изысканные туалеты. Одни из платьев бросались в глаза яркими красками, в то время как другие отливали мягкими домашними оттенками. Фортуни создал мир новых арабских сказок в самом центре Парижа.
Управляющий, приятной внешности, деловой и внимательный, представлял собой именно тот тип человека, который Жюльетт ожидала найти у Фортуни. Они сразу же понравились друг другу и разговаривали с большим уважением. Управляющий и Жюльетт договорились, что она будет продавать только шелковые плиссированные туалеты, накидки и аксессуары к ним.
За день до того, как приступить к работе, Жюльетт коротко остригла волосы, сделав прическу по самой последней моде. С конца войны линия талии в одежде заметно опустилась, а длина юбки укоротилась, поднявшись практически до колен. У Жюльетт были красивые ноги, ей нравилось носить платья такой длины. Она была рада, что наконец женская одежда достигла той меры свободы, к которой Жюльетт стремилась всегда, и которую Фортуни создал давным-давно для узкого круга своих почитательниц. Это дало новое ощущение освобождения, похожее на то, которое она испытала, вернувшись домой из монастыря. Как много лет тому назад это было, с какой надеждой девушка смотрела в будущее. Теперь ей тридцать, у нее трое детей, она – вдова, все еще очень красивая и полная сил, способная внушать опасения одиноким девушкам, сражающимся за тех немногих мужчин, которые вернулись с войны. И хотя у нее никогда не было недостатка в мужском обществе, Жюльетт оставалась верна той романтической любви, которая больше никогда не повторится.
* * *
Жюльетт всегда нравилась работа продавца в Палаццо Орфей. Париж в этом смысле мало чем отличался от Венеции, может быть, только большим потоком нуворишей, жен тех господ, которые сумели нажиться на войне. Многих посетителей она знала еще со времен работы в ателье Ландель. Приходили и иностранцы, особенно американцы. Не было только русских аристократов. Париж принадлежал к числу городов, ставших прибежищем для потока русских эмигрантов. Но практически все они были теперь бедны. Новый режим конфисковал их земли, недвижимость и всю собственность. Им приходилось браться за любую предложенную работу и швейцар в отеле мог оказаться графом, а официант в ресторане – великим князем. Певица, привлекающая посетителей в кафе на левом берегу Сены, принадлежала к императорскому семейству и была близкой родственницей покойному царю.
Вернувшись весной в Париж, Жак и Дениза устроили пышный вечер. Играл джаз, и двести гостей безудержно веселились, танцуя самые модные и самые необычные танцы. Жюльетт, конечно, присутствовала, встретив многих старых друзей. Один из мужчин пригласил ее присоединиться к небольшой группе, собирающейся на следующей неделе на презентацию специальной выставки Родена, скончавшегося, когда Жюльетт еще жила в Венеции.
Презентации были в большой моде, и за билетами шла настоящая охота. Присутствовало множество важных гостей, в том числе и сам президент. Все были в вечерних туалетах. Женщины помоложе появились в непривычных, более коротких юбках, чем до войны. Жюльетт пришла в весьма эффектном платье от Фортуни, легкой волной стекавшем по фигуре и отливавшем сочетанием красновато-коричневого, зеленого и золотого.
…И вдруг во время беседы с друзьями, среди смеха и болтовни, звона бокалов с шампанским, она ощутила чей-то пристальный взгляд. Жюльетт повернула голову, по ее телу пробежала сильная дрожь, сердце почти остановилось, и она негромко вскрикнула, уронив бокал. В просвет толпы, собравшейся в центре зала, она увидела Николая, сильно постаревшего, и все же, Николая, которого никогда и ни с кем невозможно было спутать. Он стоял у бюста Бальзака, глядя на Жюльетт. Их глаза встретились. Несколько мгновений они завороженно смотрели друг на друга. Но люди передвинулись, и он исчез. – Что-то случилось, Жюльетт? В чем дело? Она повернулась к друзьям, глаза ничего не видели.
