Перекись шипела и пенилась, Виталий весь сжался в ожидании боли, а ее все не было и не было. Он с благодарностью подумал, что она старается не причинять ему боли. А Инночка просто аккуратно стирала свернутым бинтом с его шеи засохшие следы крови., и совершенно не думала о том, больно ему или нет. Она думала о другом.
Какие они все-таки разные. У нее, в стандартной трешке, семиметровая кухня была средоточием жизни, центром всего дома. На кухне обсуждались Сашкины оценки в школе, готовилась и съедалась еда, мебель была старой, пару раз чиненой Мишкой и тщательно вымытой мамиными руками, а подоконник и холодильник были филиалом джунглей — столько там было цветов, научных, правильных названий которых Инночка не знала, но выращивала и рассаживала легкой рукой.
На Виткиной кухне было все: навороченная плита, микроволновка, комбайн и чудовищных размеров серебристый агрегат, в котором можно было заморозить слона. И сразу было понятно: здесь не живут и даже не готовят, сюда изредка заходят за пивом. У Инночки расхожие тарелки были разномастными, и сколько она ни пыталась убедить маму распатронить парадный сервиз на каждый день, а для приемов и праздников купить новый, Капитолина Ивановна в ответ читала лекцию либо по экономике, либо о семье и семейных традициях — в зависимости от настроения. Как-то, год, наверное, назад Инночка самочинно купила абсолютно белые квадратные тарелки… Из этой затеи ничего не вышло: на стол в большинстве случаев накрывала мама, и модные тарелки каждый раз уступали место своим страхолюдненьким предшественницам. У Виталия тоже были квадратные тарелки, только черные, с тонкой вертикалью белых иероглифов на плоском дне — красовались за граненым стеклом кухонного пенала «под дуб». И ими, наверное, тоже никто никогда не пользуется, очень уж парадно стоят. Если у одинокого мужика в доме так стоят тарелки, — значит, либо ими никто не пользуется, либо он страшный педант и зануда.
— Долго это надо держать? — спросил он, осторожно трогая пальцами черное месиво бодяги на своей физиономии.
— Еще минут пять. Повязка не туго?
Он покачал головой и предложил:
— Пойдем, я тебе квартиру покажу. Я тут сам все придумал, и даже кое-что сам сделал.
Да уж, двухкомнатная «сталинка» классической идиотской планировки изменилась до полной неузнаваемости. Прихожей, как таковой, не было — на трех квадратных метрах огромный зеркальный шкаф, две двери и арка. Арка вела на кухню, это Инночка знала. За дверью налево оказался санузел. Ничего особенного, как из журнала по дизайну: джакузи отделана черным с золотом кафелем (несколько помпезно, решила Инночка), а все стены были как бы из неровных, разных по размеру, кусков природного камня приятного песочного оттенка. В самых неожиданных местах помпезный кафель начинался снова. В общем, если дать волю фантазии, то можно было представить себе, как трудолюбивые гномы ониксом и золотом обрабатывают стены пещеры, а потом приходят злобные сантехники, и, не дав гномам закончить работу, монтируют какой-то отсек летающего блюдца, сверлят дырки, просовывают в них блестящие хромированные трубы и краны… По площади санузел не уступал кухне. А это значит, что обитатель этого дома в ванне и на кухне проводит одинаковое количество времени.
Вторая дверь вела в огромное, метров сорок, помещение. Высоченный потолок, в паркете отражается модная люстра, представляющая собой хаос из двух десятков белых шариков-плафонов и сплетения петель толстенной, в палец, медной проволоки. Никаких ковров, на стенах графика: стилизованные плакаты, дизайнерские коллажи, очень стильные фотографии, профессиональные пейзажи «тушь-перо». Кожаный диван, такие же кресла, стеклянный столик, между двух высоких, с полукружьями наверху окон — огромная плазма. Наверное, стоит, как самолет. И ни одной книги.
У Инночки от книг просто деться некуда было: длинный коридор от входа и до самой ванны был заставлен рядом стеллажей, книги были во всех трех комнатах. У мамы, или, если угодно, в зале — классика и методическая литература, у Сашки фэнтези и учебники, у самой Инночки — всякая всячина и книги по изобразительному искусству, один Грабарь чуть ли не половину стены занимал.
Если бы не отсутствие книг, Инночке Виткина гостиная даже очень бы понравилась — места много. Вот у нее в квартире, чтобы хоть где-нибудь было бы хоть какое-нибудь место, ей пришлось выдержать битву с консервативной Капитолиной Ивановной и разнести по трем углам наследие доперестроечной эпохи — польскую стенку, которая в первозданном виде делала узкую длинную комнату с одним окном похожей на туннель или плацкартный железнодорожный вагон. Разогнанная по углам стенка функции свои выполняла, а нелепую конфигурацию комнаты сглаживала.
Из черно-бежевой Виткиной гостиной тоже вели две двери. «Сад расходящихся тропок», — подумала Инночка. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь…
За левой дверью оказался кабинет. Хотя… Это небольшое, размером с кухню или ванную, помещение можно было назвать (ура!) и библиотекой. Огромный стол с классической, под зеленым абажуром (!) лампой, и по всему периметру — книги от пола и до потолка. Раскрытая стремянка идеально вписывалась в интерьер.
— А там, — Витка мотнул черно-белой (сверху бинт, внизу бодяга) головой, — спальня, но там несколько… не прибрано.
— А я и не с инспекцией, — засмеялась Инночка. — Пойдем, лицо смоем, посмотрим, что получилось.
Получилось неплохо, по крайней мере, предсказуемо — опухоль почти ушла, цвет остался. Чтобы не пугаться, можно представить себе, что он ел чернику. Много. Целую миску сочной свежей черники.
— Ин, я так и не понял, ты за меня выйдешь или нет? Я мужчина в полном расцвете сил, в меру обеспеченный и коммуникабельный. Да что там, идеальный, практически мужчина… — Он замолчал, не в силах больше паясничать, понимая, что сейчас, вот сейчас, решится его судьба.
Ответить было нечего. Ну, то есть совершенно нечего. Откуда ей знать, выйдет она за него замуж или нет? Если только на кофейной гуще погадать… Инночка возила кофейную гущу ложечкой по дну чашки. Кофе он варит очень хороший. Великолепный, можно сказать, кофе. Даже жаль, что она кофе не любит, а любит чай с лимоном, крепкий и сладкий.
Замуж она уже один раз сходила. Как пишут в бульварных (мамино словечко!) романах, из этого брака она вынесла разбитое сердце (чушь какая), жизненный опыт и закалившийся в боях характер (еще большая чушь). На самом деле из всей этой канители, называемой браком, остался огромный положительный момент — сын Сашка. И легкое раздражение по поводу разбазаренной молодости. И вот другой человек, на бывшего мужа никак не похожий, предлагает ей брак. Совместную жизнь и столь же совместное ведение хозяйства. Ну и секс, наверное, тоже.
Из всего вышеперечисленного только секс, пожалуй, хоть и чисто теоретически, укладывался в нечто представимое. Попробовать, наверное, можно. Не сахарная, не развалится. А вот все остальное… Первым делом, конечно, Сашка. Отца он ненавидит, но не факт, что адекватно воспримет в этой роли кого-нибудь другого. Мелькнуло свежее воспоминание: бледный Сашка с обрезком водопроводной трубы в белых пальцах…
