— Конечно, я когда-нибудь женюсь. Но мне не хочется на американке жениться. Ты же слышала по телевизору: они тупые.
Мама к этой теме больше никогда не возвращалась. Когда я улетал, мама сказала, что, может, решится летом навестить меня. Я тогда подумал: плохо, что летом. Я почти каждое лето ездил куда-нибудь, где похолоднее. Однажды даже в Исландии был, мне кто-то сказал, что в Исландии даже летом бывает снег и мороз. Конечно, соврали. Американцы действительно тупые, ужасающе необразованные. Да это мне всё равно. Просто иногда по привычке верю, что если человек о чём-то говорит — значит, что-то об этом знает. Здесь вообще никто ничего не знал, ни о чём. А говорили все обо всём так, будто были истиной в последней инстанции. Со многими моими американскими знакомыми общаться было просто неприятно.
Ну, что ж, тем летом я не стал искать место похолоднее, куда можно было бы съездить хоть на неделю. Сначала я хотел слетать за мамой сам, мне не хотелось, чтобы мама добиралась одна. Но весной мама позвонила и сказала, чтобы я делал приглашение еще одной женщине, та женщина будет её сопровождать в качестве медсестры и помощницы. Медсестра летела за свой счёт, так что я согласился.
Оказывается, мама готовила мне сюрприз: она нашла мне невесту, порядочную девушку из хорошей, очень обеспеченной семьи, привлекательную, здоровую, умную, образованную, даже со знанием английского языка. Вот эту девушку мама и привезла с собой в качестве медсестры. Но это я потом понял. Сначала подумал: зачем такая привлекательная девушка, образованная, из очень обеспеченной семьи, — и вдруг пошла в медсёстры? Ей, наверное, не трудно было бы выйти замуж, она на самом деле производила впечатление порядочной девушки, на таких охотно женятся. Девушку звали Наташа. Это мне не очень нравилось, в Турции Наташами зовут всех русских проституток. Я стал называть её Натали. Мама и Натали жили у меня месяц, потом улетели. Через полгода, зимой, я прилетел в Москву, и мы с Натали зарегистрировали брак. Когда прилетели в Америку — ещё раз зарегистрировали.
Я очень скоро понял, что не готов к семейной жизни. Даже иногда подумывал о разводе. Не то, чтобы Натали не оправдала моих ожиданий. Я от неё ничего особенного и не ожидал. И ничего неожиданного в Натали не было, ничего такого, что послужило бы причиной развода. Просто я не был готов к семейной жизни. Мне не нравится, когда в доме всё время находится посторонний человек, при этом ещё и хозяйничает, что-то делает, то готовит, то посуду моет, то мебель пылесосит. Мельтешит всё время, возится, ходит туда-сюда. Это неприятно. К тому же, у Натали была привычка спрашивать, куда я пошёл и когда вернусь. И когда Натали делала покупки, то никогда не сохраняла чеки, она их просто выбрасывала. Однажды Натали спросила, не могу ли я устроить ей какую-нибудь роль в кино. Я сказал, что у женщины с таким произношением нет никаких шансов получить роль со словами, хотя бы даже с одним словом. У Натали было английское произношение, скорее всего — оксфордское. В Америке её произношение никто не понимал, я тоже не понимал. И вообще я не был готов к семейной жизни.
Может, мы бы и развелись, но Натали вскоре занялась своим бизнесом, какой-то ерундой, кажется, организовывала экскурсии для туристов из России. Дома стала бывать гораздо реже, по крайней мере, не мельтешила с утра до вечера. Постепенно научилась говорить с правильным акцентом. И чеки из магазинов перестала выбрасывать. Я уже не так сильно раздражался, главные раздражители исчезли, а мелочи я терпел, на мелочи я никогда особого внимания не обращал, это не мой стиль. Потом я перестал думать, что надо бы развестись, привык к семейной жизни. Только к духам Натали не смог привыкнуть. Натали всегда выбирала духи с запахом ананаса и киви. Такое впечатление, будто только что облилась компотом. Неприятно. Я говорил, что мне не нравится такой запах, Натали покупала другие духи, но они мало чем отличались. Я перестал обращать на это внимание. Какая разница? Дивного аромата, которым пахли картофельные цветы и синяя куртка на белом меху, здесь всё равно не найдёшь. Я был в этом уверен, я уже много лет ходил по магазинам и обнюхивал все флаконы, особенно — новые поступления. Ничего похожего, все эти годы — ничего похожего. Я старался ходить по парфюмерным магазинам не слишком часто. После них мне снился холодный дождь, переплетённые ветки яблонь над головой, с которых тоже льётся вода, ключ, который не поворачивается в сломанном замке, подушка с вышитой на ней мордой тигра… Усы тигра пахли дивным ароматом. И уши тигра тоже пахли, особенно левое. Натали говорила, что я иногда плачу и ругаюсь во сне, по-русски, матом. Натали говорила, что мне нужна помощь специалиста. Я запретил говорить на эту тему. Но однажды зимой, после поездки в Канаду, где тоже не оказалось ни снега, ни морозов, я всё-таки пошёл к специалисту. Он меня спросил, не принимаю ли я наркотики. Я сказал, что не принимаю. Тогда он спросил, не принимал ли я тяжёлые наркотики раньше, может быть, была передозировка, это очень влияет на психику, остаётся на всю жизнь. Я тогда подумал: это хороший образ — передозировка, отравление на всю жизнь. Она, как тяжёлый наркотик, повлияла на мою психику, и я сошёл с ума. Специалисту я сказал, что никогда не принимал никаких наркотиков, не пью спиртного и бросил курить почти двадцать лет назад. Он мне посоветовал вести записи, записывать все свои мысли, все воспоминания, всё, что меня тревожит. Такой метод часто помогает избавиться от навязчивых состояний. Откуда он узнал, что у меня навязчивые состояния? Я ему ничего не говорил ни о синей куртке на белом меху, ни о вышитой на подушке морде тигра. Я только сказал, что мне часто снится один и тот же сон. Холодный дождь и сломанный замок в двери. Двадцать лет подряд. Он сказал, чтобы я записывал всё, что помню, а он потом проанализирует. Я тогда подумал: если я буду записывать всё, что помню, — я никогда не покажу эти записи никакому специалисту. Никогда. Проанализирует он! Никогда. Я и сам знаю, что сумасшедший.
В тот же вечер я сел за компьютер и попытался записать всё, что помнил, с самого начала. В компьютере не было русского шрифта, только английский. Я набрал три строчки по-английски, прочитал и стёр. По-английски это нельзя было писать, получалась какая-то пошлость. На следующий день я купил большой блокнот, упаковку чёрных стилеров и начал писать от руки. Оказывается, я совсем разучился писать от руки. Да ещё — по-русски. Иногда я сидел и долго вспоминал, как пишется какое-нибудь слово. Каждую букву я выводил старательно, будто незнакомый китайский иероглиф. Но иногда всё равно путал английские и русские буквы, особенно часто «с» и «s». «Ф» и «f» тоже часто путал.
Но всё равно писал каждый вечер. Натали однажды спросила, что я пишу от руки. Она привыкла, что сценарии я набираю сразу на компьютере. Я сказал, что начал писать книгу. Натали, кажется, удивилась, но ничего не сказала. Да нет, семейную жизнь можно вытерпеть, если жена попадётся достаточно тактичная и способная к обучению. К тому же, если сейчас развестись, — это отнимет массу времени, сил и финансов. Я окончательно передумал разводиться.
Прошлой осенью мне вдруг позвонила подруга мамы, сказала, что мама в больнице, сердце, ничего непоправимого, но мама просила, чтобы я приехал. Я всё бросил и полетел в Москву. В самолёте я всё время думал: то, что я не заставил маму переехать ко мне, — это большая ошибка. Мне было бы намного спокойней, если бы она жила со мной. Или рядом, может, в соседнем городе. Но лучше, если бы со мной, в одном доме. Я тогда не чувствовал бы одиночества, и жениться мне не надо было бы.
