Алан послушно подхватился, сгреб со стола бутылки и пакет с фруктами, стараясь не шуметь, пошел из купе, а Виктор все медлил, собирая тарелки и стаканы, все поглядывал на Юлию, пока Катька раздраженно не толкнула его локтем в бок. Выходя, он еще раз оглянулся и увидел, как Катерина осторожно обнимает Юлию за плечи, пытаясь поднять, а сама что-то бормочет с убедительной интонацией… Алан прав — Катьке нужно нарожать еще штук пять детишек. Вон, оказывается, в ней какие задатки дремлют. Или это она потому, что чувствует свою ответственность за то, что напоили девчонку?
— Мы напоили девочку. — Алан встретил его в соседнем купе с виноватым и растерянным видом. — Это плохо, да? Я не мог ожидать такое… Только шампанское, и не очень много… Или было много?
— Ерунда, говорить не о чем. — Виктор пристроил посуду на столике и сел напротив Алана. — Она не пьяная. Она сегодня утром часов в пять проснулась. А может быть, даже раньше. Ты мне лучше скажи — с чего ты решил, что Юлия в Англии выросла?
— Как решил? — удивился Алан. — Я не решил. Юу-у-ли-а рассказывала. Отец работал там. Семья жила там. В Лондоне. Юлия росла там. Очень хороший английский… Говорит, как… королева.
Пришла Катерина, и они еще немножко посидели, лениво допивая согревшееся шампанское и разговаривая о Юлии: какая она интересная, и какая она странная, и какая молчаливая… И как она одета — это особенно интриговало Катерину.
— Я, например, себе такие вещи позволить не могу, — заметила Катерина, с намеком поглядывая на мужа. — Хотя я все-таки зарабатываю побольше, чем учительница.
— Ничего, — добродушно откликнулся Алан. — Зато я тебе могу позволить такие вещи. Разве не так?
— Ну, это другое дело! — начала Катерина, хотела еще что-то сказать, но вдруг замолчала и задумалась о чем-то с озадаченным видом.
— Почему — другое? — возразил Виктор. — Дело то же самое. Наверное, Юлии муж тоже позволяет такие вещи. Интересно, кто у нее муж…
Катерина как-то странно глянула на него, помолчала и недовольно сказала:
— Я тоже спать хочу. Вить, ты иди, я тебе там уже постелила. И не очень-то шуми, Юлька спит уже.
Нет, подумать только, какая у него сестричка заботливая! Что-то он раньше не замечал, чтобы она кого-нибудь разбудить боялась… Если не считать Деньки. И чем эта Юлия их берет?..
Глава 8
С неба упала тонна железных бочек, которые с омерзительным грохотом прыгали и катались по крыше вагона, и почему-то не сваливались с нее, а потом упала еще тонна бочек, и эти тоже начали прыгать и кататься, и спать стало совершенно невозможно.
Виктор открыл глаза — и тут же по ним больно хлестнула вспышка яркого синего света из-под не до конца опущенной ночной шторы. На крышу грохнулись еще несколько железных бочек, и опять синий свет попытался прорваться в щель под шторой, и новая порция бочек была, конечно, уже на старте… Страшная гроза догнала поезд и теперь не хотела отставать, но и не обгоняла, шла прямо над ним, поливала сплошной стеной дождя, долбила оглушительным громом, время от времени высвечивая беззащитную цель длинной ветвистой молнией, а то и двумя сразу.
Нет, не уснуть.
Виктор не любил грозу. Не мог спать, когда гремел гром. Не мог спокойно заниматься никаким делом, если сверкали молнии. И думать не мог, и отвлечься ничем не мог, даже чтение не помогало. Не то чтобы он боялся грозы, а не любил. Очень сильно. И всегда завидовал тем, кому на все эти громы и молнии было наплевать, кто при любых громах и молниях мог и жить спокойно, и дрыхнуть без задних ног.
Маме было наплевать на все грозы в мире. И Катьке было наплевать. И Алану, тонкой художественной натуре. А Денька — так тот грозу вообще любил. С восторгом зачарованно любовался молниями и весело пытался перекричать гром. Один Виктор унаследовал бабушкино отвращение к этому явлению природы. Ну, с бабушкой все ясно — в войну она несколько раз побывала под бомбежкой, маленькая еще была, а впечатления детства — они самые-самые, как учит нас любимая наука психология… Но у него-то это откуда?
Интересно, а Юлии на грозу тоже наплевать? Наверное. Вон, спит себе спокойненько, и просыпаться, похоже, не собирается. Даже обидно.
На мгновение железные бочки перестали скакать по крыше, и в короткой тишине Виктор вдруг услышал странный тревожный звук — сдавленный хрип какой-то, какой-то стон, или не стон, а, скорее, мычание… Некрасивый, странный, страшный звук выражал нестерпимый ужас и страдание, и Виктор испугался, а когда понял, что это — Юлия, то испугался еще больше. Подхватился, путаясь в простыне и стукаясь локтями и коленями обо все твердые углы, склонился над ней, напряженно всматриваясь в почти неразличимое на подушке пятно лица, и в очередной длинной синей вспышке увидел: она рыдала во сне, сухо, без слез рыдала, запрокинув бледное лицо с темными веками, вцепившись руками в собственную шею, и, похоже, задыхалась… Виктор сел на край ее полки, быстро и осторожно оторвал ее холодные пальцы от горла, сжал ее ладони в одной руке, а второй стал гладить ее лоб, и виски, и брови, тихо бормоча какие-то случайные слова, слова, в принципе, были не так уж и важны, главное — это тон, как учит нас любимая наука психология, и Виктор старался говорить спокойным, утешающим тоном, несмотря на собственный страх, который все никак не отпускал его. Юлия, не просыпаясь, сопротивлялась, вырывала из его ладони свои пальцы, тяжело и медленно мотала головой, но дышать начала спокойнее, уже не хрипела, не стонала, но, кажется, пыталась что-то сказать. Виктор, не прекращая тихо и спокойно говорить, нашарил над ее изголовьем выключатель ночника — и сам вздрогнул от металлического щелчка, от неожиданно яркого света и от распахнувшихся черных глаз Юлии. Несколько секунд Юлия смотрела на него этими черными, мрачными глазами, потом нахмурилась и строго спросила совершенно спокойным голосом:
— В чем дело?
— Все в порядке… Все будет хорошо, — по инерции договорил Виктор и выпустил ее руки. — Это просто сон… Все пройдет…
— Был взрыв, — сказала Юлия тем же ясным голосом и закрыла глаза. — Опять был взрыв. Так страшно…
— Это гроза, — объяснил Виктор и пересел на свою полку. — Совершенно сумасшедшая какая-то гроза. Всю ночь грохочет и грохочет. Никакого взрыва не было. Приснилось что-то.
— Это взрыв, — возразила она, выключила ночник над своей головой, долго молчала, потом сказала немножко другим тоном: — Конечно, приснилось… Зря я эту гадость пила.
— Какую гадость? — удивился Виктор. — Вроде бы мы никакой гадости не пили.
— Да шампанское. — Юлия вздохнула и пошевелилась в темноте. — Гадость.
— Вам плохо, да? — осторожно спросил Виктор. — Пить хотите? Может, за водичкой сходить?
— Пить не хочу. Есть хочу. — Юлия опять вздохнула. — Ничего там с вечера не осталось? Хоть печеньица какого-нибудь, что ли…
— Нет, мы все в Катькино купе унесли. — Виктор пошарил в темноте по столику. — Жаль. Я тоже что-то проголодался… О! Яблоко нашел. Одно. Черт, твердое какое, не разломишь. И ножа нет…
