Тамара в возможность грозы не верила, но и оставаться у бабки Марьи ей было как-то неловко. Все свои съезжаются, все делом заняты, зачем она здесь, чужой человек? Она поставила пакеты с банками, апельсинами, конфетами и бутылкой кагора у крыльца, погладила голубые бархатные складки дремлющей в тени маньчжурского ореха Сузи и неторопливо побрела к озеру. Хорошо, что она надела купальник, все равно возвращаться на дачу незачем — Юрий Семенович своей зреющей идеей сейчас занят, ему тоже не до нее. Так что она вполне имеет право окунуться в прогревшую-ся до дна воду.
Вода была и вправду до самого дна теплая, и дно было теплое, и даже трава на берегу была теплой. Тамара немножко побарахталась в теплой воде, потом полежала на теплой траве, разнежилась, растаяла, даже задремывать стала, но вспомнила о своем деле, о своем любимом детище — и решила, что надо еще разок окунуться и идти домой. Пора уже и делом заняться. Она ведь для этого сюда и ехала. Перевернулась на спину, разлепила сонные глаза — и испугалась так, что даже сердце на миг остановилось: небо над ней было черно-фиолетовое, низкое, страшное, будто от горизонта до горизонта залитое плохо размешанной мутной краской, только на самом краешке, над дальним лесом, еще сияла голубая полоска, но и она быстро таяла, сужалась, темнела… И все вокруг темнело, будто поздним вечером, и вода в пруду стояла черная, и кувшинки куда-то делись — не было на черной воде ни одного желтого цветка! Тамара схватила рубаху, стала торопливо напяливать ее на еще влажный купальник, путаясь в рукавах и растерянно чертыхаясь, взялась за джинсы, но влезть в них не успела — черно-фиолетовое небо громыхнуло, блеснуло белым огнем, треснуло по швам, и из этих треснувших швов на землю обрушилась вся начинка этого неба — тонны ледяных горошин, в которых попадались и ледяные орехи, крупные и тяжелые. Она даже закричала от неожиданности и страха, ей показалось, что все эти тонны льда обрушились именно на нее. Закрывая голову кое-как сложенными джинсами и забыв о теннисках, Тамара кинулась к дому. Земля уже была под толстым слоем ледяных горошин, они рассыпались под ногами, скользили, бежать было совершенно невозможно, и она засеменила, раздвигая онемевшими ступнями сыпучий лед и нащупывая под ним землю. Но все равно поскользнулась на полдороге, упала, попыталась встать, но из треснувших небесных швов вывалились еще сто тонн льда, и все — на нее.
А потом на нее упало что-то теплое и мягкое, ее сильно дернули вверх за окоченевшие руки, и голос Юрия Семеновича прокричал над ухом, перекрывая треск черного неба и сухой грохот града:
— Не брыкайся! Держись за меня!
Он одним движением завернул ее в покрывало, бросил себе на плечо, как мешок с картошкой, и Тамара успела подумать, что если он упадет, то они оба здорово покалечатся — она висела у него на плече вниз головой, и руки у нее были буквально связаны быстро промокающим покрывалом. Но испугаться по-настоящему она не успела — вдруг оказалось, что они уже в доме, она сидит на диване, закутанная в огромную махровую простыню, держит в руке огромную горячую кружку, клацает зубами, а Юрий Семенович сует поленья в уже горящий камин, собирает с пола ее насквозь мокрые джинсы, рубаху и большое шерстяное покрывало, уносит все это куда-то, тут же возвращается, уже переодетый в сухое, и начинает неторопливо сервировать низкий журнальный столик возле камина.
— Что это было? — с трудом произнесла она, все еще дрожа и стуча зубами.
— Катаклизм, — объяснил он, как ей показалось, с явным удовольствием. — Счастье еще, что провода не оборвало. Ванна наливается, иди, оттай как следует. Там на двери я халат повесил, твои тапочки еще не скоро высохнут. Ты почему молоко не пьешь?
— Я вообще молоко не пью. — Тамара заглянула в кружку, которую все еще сжимала в ладонях, принюхалась и виновато вздохнула. — Да еще горячее. Да еще с медом.
— Горе мое. — Юрий Семенович вынул кружку из ее рук, быстро выпил молоко и поморщился. — Действительно, гадость. Ладно, я тебе кое-что другое сварю. Иди в ванну.
Тамара долго лежала в горячей воде и все никак не могла согреться. Решила сделать воду погорячее, поизучала висящий на стене водонагреватель, ничего не поняла в японских иероглифах, потыкала в кнопки наугад, но вместо того, чтобы стать погорячее, вода вообще отключилась, и Тамара со вздохом сожаления вылезла из ванны, все еще ощущая внутри себя мелкую противную дрожь.
— Ничего, сейчас согреешься. — Юрий Семенович бросил на диван две большие подушки и меховое одеяло. — Давай в вот этот угол, поближе к огню. Завернись как следует. Через пять минут лекарство сварится.
Она устроилась в гнезде из подушек и цигейкового одеяла и стала смотреть, как Юрий Семенович варит лекарство: две бутылки вина в одну кастрюлю, крупно порезанный лимон, горсть гвоздики, несколько ложек сахара, несколько горошин душистого перца, а потом кастрюлю — на огонь, пылающий в камине, на железный кованый треножник… Алхимик. Давно, в другой жизни, она уже видела, как варят такое зелье. Ну, не совсем такое, конечно: у студенческой компании, собравшейся отмечать старый Новый год, не было французского вина по пятьсот долларов за бутылку, и лимона тоже не было, и гвоздику туда никто не кидал. В дешевое белое сухое вино кинули чуть примороженное кислое яблоко, несколько клюквин, выбранных из квашеной капусты, и почему-то лавровый лист. Тамара тогда не решилась попробовать странное варево — уж очень подозрительно оно пахло. То, что сварил Юрий Семенович, благоухало волшебно, и вкус у него был волшебным, и оно волшебно согрело ее сразу всю, до кончиков пальцев, и весело сразу стало в душе, как перед праздником.
— Съешь чего-нибудь, — посоветовал Юрий Семенович, с интересом поглядывая на нее. — Опьянеешь совсем, что я с тобой тогда делать буду?
Она вовсе не пьянела! Наоборот, такой ясной головы у нее давно уже не было, и столько энергии давно уже не было, и вообще пора поговорить о деле, сколько можно тянуть! Где ее портфель? Где ее драгоценные бумаги? Она вот прямо сейчас все расскажет, и докажет, и с цифрами в руках убедит, а если что — так она на любой вопрос готова ответить!
И они действительно заговорили о деле, и она рассказывала и доказывала, и с цифрами в руках убеждала в том, что ее проект и так убыточным ни в каком случае не был бы, а теперь, когда Юрий Семенович добыл такую выгодную «серьезную поддержку» — так и вовсе прибыльным может стать, несмотря на довольно большую недоходную часть проекта и несмотря на затраты на новую квартиру для Евгения Павловича — черт с ним, пусть это будет считаться тоже благотворительностью. Вопросы есть?
— Говорят, у тебя с ним роман был? — неожиданно спросил Юрий Семенович, подливая в ее кружку горячего винного варева с толстыми кусками лимона.
— С кем роман? — не поняла она. Причем совершенно искренне не поняла, поглощенная мыслями только о своем замечательном проекте. — При чем тут романы какие-то? Ты хоть слушал, что я рассказывала?
— С Евгением Павловичем роман, — сказал он, пропустив мимо ушей ее последний вопрос. — Говорят, когда-то вы много времени вместе проводили.
— Хе, ну и логика, — весело удивилась Тамара. — Сейчас я с тобой много времени провожу, так что, значит, у нас роман? Ты разговор в сторону не уводи, ты давай о деле!
