— О господи, — беспомощно буркнул он. — Фанатичка какая-то. Маньячка. Ну, ладно, давай о деле.
И они заговорили о деле, а потом оказалось, что разговор идет уже о чем-то другом — о жизни, о книгах, о детях, о новом издательстве, которое собирался создавать Юрий Семенович. И говорить обо всем этом было тоже интересно, потому что с Юрием Семеновичем вообще всегда интересно было говорить, а сейчас, возле жарко горящего камина, с кружкой жарко пахнущего вина, завернувшись в легкий жар цигейкового одеяла, — особенно интересно. В неформальной обстановке Юрий Семенович казался более открытым, откровенным, разговорчивым. Почти болтливым. Ей нравилось, как он болтает — что-то из своей прошлой жизни, о своих прошлых браках, о своих неудачных романах, о женщинах, которые кидались на него из-за его миллионов, и о женщинах, которые шарахались от него, несмотря на его миллионы… С чего бы он об этом заговорил? Тамара попыталась вспомнить, когда и почему разговор свернул в эту колею, но ничего не вспомнила, да и какая в общем-то разница, о чем он говорит, слушать-то все равно интересно. Потом у нее мелькнула мысль: он специально выставляет себя в невыгодном свете. Зачем? Кажется, таким способом пытается и ее вытянуть на откровенность. Ну-ну. По какому там вопросу его интересует ее мнение? Ага.
— Дело в том, — сказала Тамара, старательно выговаривая слова, — что ты, Юрий Семенович, все время думаешь о своих миллионах. Без своих миллионов ты вполне нормальный человек… То есть… Ну, ты меня понимаешь. Тебя любят — и хорошо, и спасибо скажи. А ты думаешь, что из-за денег. Как тебе не стыдно?!
Он засмеялся, отобрал у нее кружку и сунул в руки бутерброд с икрой.
— Так, значит, ты считаешь, что меня можно и просто так любить? И замуж за меня кто-нибудь может пойти, не рассчитывая на миллионы?
— Угу, — буркнула она с набитым ртом и важно покивала. — Могут… может… А как же! Ты хороший.
— Спасибо, — серьезно поблагодарил он, не сводя с нее мрачных черных глаз. — А ты за меня замуж пойдешь?
Она тщательно обдумала его вопрос и строго заявила:
— Я замужем.
— Да брось! — Он поднялся, шагнул к камину, вынул из корзины и кинул в огонь тонкое яблоневое полешко. — Ты разводишься. Нет?
Он не смотрел на Тамару, вообще отвернулся от нее, но даже по его затылку она видела, что он почему-то сердится. Черт знает что. Не хватает ей еще допросов всяких. Выяснения отношений. Да еще таким тоном! С какой стати? Друзья так себя не ведут.
— С какой стати? — надменно сказала она, потянулась, с третьей попытки уцепилась за свою кружку и зачерпнула из кастрюли все еще теплого варева. — Чего ты меня все время допрашиваешь? Друзья так не… Нельзя так.
Юрий Семенович оглянулся, подошел, опять отобрал у нее кружку, которая, впрочем, была уже почти пуста, сел в кресло напротив и вздохнул:
— Да ничего я не допрашиваю. Друзья… Это хорошо, что друзья, я рад, правда. Тамара, тебе не приходило в голову, что дружить я и с мужиками могу? Я знаю, не приходило, ты в этом вопросе придурочная. Работа, работа… Подумай сама: что у тебя в жизни, кроме работы?
— А у тебя? — обиделась Тамара. — У меня еще дочки есть. И внук скоро будет. И собаку заведу. У бабушки Марьи щеночка куплю, Сузиного. Синенького-синенького…
— Я тоже хочу, чтобы… все это… — Юрий Семенович на нее не глядел, теперь он глядел в кружку, которую отобрал у нее, потом одним глотком допил все, что там оставалось, и вовсе отвернулся от Тамары. — Я тоже хочу, чтобы были и дочки, и внуки. А то зачем все это? Даже оставить некому…
Тамара вдруг рассердилась. Ишь ты, страдания бедного миллионера! Хоть сейчас в мыльную оперу. Нет горя — так специально изобретает, чтобы жизнь казалась полней. Чтобы пожалели его, несчастного.
— Ну и в чем проблема? — Она старалась выговаривать слова четко, а получалось недоброжелательно. — Женись и нарожай себе и детей, и внуков… За тебя кто хочешь пойдет. Миллионер.
— Да в том-то все и дело! — с досадой сказал он не оборачиваясь. — Купить практически любую можно, вопрос в цене. Но зачем мне такая… купленная? Мне не престижная кукла нужна, а нормальная женщина для жизни. Я не буду про любовь говорить, я не умею… Да мы и не дети уже, чтобы про всякое такое… Но ты поверь, я все для тебя сделаю. Вот что только захочешь… Я многое могу. Дом — любой, хоть дворец! Настоящий дворец, во Франции… Драгоценности любые… Ты даже сережки не носишь, а ведь тебе пойдет, очень, я знаю… Или еще что-нибудь. Что скажешь — то и сделаю.
«Вопрос в цене», — подумала Тамара, подперла щеку кулаком и закрыла глаза. Что-то часто последнее время она слышит эти слова. Чего ни коснись — оказывается, весь вопрос в цене. Бедный миллионер…
— Я что-то не то говорю, — помолчав, сказал Юрий Семенович. — Опять вроде как цену назначаю. Ужасно глупо: не знаю, как уговорить женщину замуж согласиться… Тамар, я ведь правда… э-э-э… нуждаюсь в тебе. Ты не пожалеешь. И девочки будут во как обеспечены, и их дети, и внуки… Наташку можно будет в Штаты отправить учиться. Или во Францию. Или в Англию. В лучший университет. Какой лучший в мире? Пусть учится. Она захочет, как ты думаешь?
— Это тоже цена, — печально вздохнула Тамара, с трудом разлепляя глаза. Перед глазами все плыло и качалось. — Это очень высокая цена, не спорю. Кто больше?
— Дурочка. — Юрий Семенович наконец обернулся к ней, уставился своим мрачным взглядом, досадливо щелкнул языком. — Ну зачем ты так? Ты же все понимаешь. Ну что тебе нужно? Я все сделаю.
— Того, что мне нужно, я добьюсь сама. — Она опять закрыла глаза, уже не слушая, что он там еще говорит. Что там слушать? Все уже сказано.
Потом оказалось, что Юрий Семенович ведет ее по лестнице на второй этаж, и даже не ведет, а почти несет, а она не хочет уходить от камина, сопротивляется и пытается объяснить, что ей холодно. Потом как-то вдруг они оказались в другой комнате с большой низкой кроватью прямо посередине, и Юрий Семенович пытался уложить ее, а она опять сопротивлялась и кричала: «Как тебе не стыдно!» Он смеялся и чертыхался, а потом просто толкнул ее, но она успела в него вцепиться, и они рухнули на кровать вместе, тесно обнявшись.
— Быстро говори, выйдешь за меня замуж? — сквозь зубы сказал Юрий Семенович, хмуро глядя ей в глаза.
— С какой стати? — рассудительно возразила Тамара. — Евгений Павлович, я же тебя совсем не люблю.
— Кого ты не любишь? — Юрий Семенович отпустил ее, вскочил, шагнул к двери, вернулся, низко склонился над ней. — Не закрывай глаза! Смотри на меня! Кого ты не любишь — меня или этого своего Евгения Павловича?!
— Никого, — подумав, сообщила она, закрыла глаза и с чувством выполненного долга мгновенно уснула.
Глава 15
Вот странно — этот сумбурный, бестолковый и нескончаемо длинный субботний день, и даже сумбурный, бестолковый и хмельной субботний вечер она потом помнила в мельчайших подробностях — каждое слово, каждый взгляд, каждую складку голубой Сузи, каждое колечко лука между кусками мяса на шампуре, каждую градину под онемевшими ступнями, каждый язык пламени в камине, каждый иероглиф на заморском водонагревателе… И конечно, она помнила весь их вечерний разговор, всю их глупую нетрезвую болтовню, хотя вот это как раз следовало бы забыть. По крайней мере, именно так она подумала, как только проснулась на следующее утро: «Вчерашнее надо забыть». Ничего такого особо позорного во вчерашнем вроде бы и не было, но Тамара все равно боялась встречаться с Юрием Семеновичем. Боялась продолжения этого его дикого разговора о замужестве, а еще больше боялась его неловких извинений: не бери, мол, в голову, спьяну ляпнул, все будет как было, и так далее. Конечно, как было — уже не будет, она теперь всегда при нем будет чувствовать себя неловко, и хорошо, если они вообще не рассорятся. Все-таки он здорово обозлился, когда она назвала его Евгением Павловичем. Надо было хоть закусывать как следует, что ли…
