Наташа замолчала, кусая губы. Не надо сейчас о нем думать. Вот устроится, на ноги встанет…
И что это изменит?
Неужели это навсегда — без Кирюшки?
Зазвонил домашний телефон. Ленка ушла из кухни, долго искала трубку. Наконец нашла, заговорила с кем-то вполголоса. Наташа сидела, думала о Кирюшке и старалась не заплакать. С заинтригованным лицом вошла Ленка, протянула ей трубку:
— Вообще-то это тебя. Матросов.
Наташу удивилась и почему-то испугалась, замахала руками, отрицательно замотала головой. Ленка прикрыла ладонью микрофон:
— Натах, он там, похоже, от страха трясется. Я даже голос его не сразу узнала. Ответь, ну…
Наташа глубоко вздохнула, дрожащей рукой взяла трубку, не сразу поднесла к уху. Неуверенно сказала:
— Алло…
Голос Александра был таким же неуверенным:
— Наташа, это ты… вы… ты?
— Я… — робко отозвалась она, но натолкнулась взглядом на любопытствующую рожицу Ленки и почему-то сразу успокоилась. — Это я, Саша, здравствуйте.
— Наташа! Неужели это все-таки ты? Мы можем встретиться? Только не отвечай «нет», потому что ты мне встречу задолжала. Даже две.
У Наташи тут же испортилось настроение. Она опять кому-то что-то должна?!
— Это с какой стати я вам задолжала? — резко спросила она.
— Ну, мы же про книгу не поговорили. А потом ты прощаться с морем не пришла. А ведь обещала! — он вдруг замолчал, а потом сказал уже совершенно другим голосом: — Наташа, извини! Я же ничего не требую. Я просто подумал, что теперь можно как-нибудь…
Но она по-прежнему резко перебила:
— Я отказалась от встречи с вами по поводу книги. И насчет моря тоже объяснила. А самое главное — я вам ничего не должна. Я. Ничего. Никому. Не должна!
Ленка вырвала у Наташи трубку, отпрыгнула в сторону, как кенгуру, и быстро заговорила:
— Сань, у Наташки нервы… Вы с ней обязательно потом увидитесь. Пока!
Она оборвала разговор и положила трубку на стол. Наташа смотрела на нее почти с яростью.
Лучший метод защиты — нападение. И Ленка заорала:
— Ты что, с ума сошла? Чего ты хорошего человека хотела послать?
Орала она громко, но голос был виноватым.
— Кто тебе дал право распоряжаться мной? — холодно спросила Наташа.
— Натах, успокойся! У тебя действительно нервы измотаны… Давай, я тебе водочки немножко, а? Или лучше валерьянки? — засуетилась Ленка. — Сядь быстренько! Вот так…
Наташа села, дрожа и выбивая дробь зубами, обхватила себя за плечи и забормотала:
— Я никому ничего не должна. Я не хочу… Никого не хочу больше знать… Ни от кого зависеть… Я буду одна… И чтобы никто мне не диктовал!..
Ленка поглядывала на нее, страдальчески морщилась и молча капала в стакан валерьянку.
* * *
Александр готов был язык себе откусить. Почему он болтал какую-то чушь? И, как оказалось, чушь вредоносную… А ведь даже репетировал заранее, что и как скажет, когда услышит ее голос.
Никогда слова так не подводили его. В конце концов, они были его рабочими инструментами, его солдатами. И он всегда знал, кого из них выбрать и в каком порядке построить, чтобы получилась нужная мысль. А сейчас мысль была только одна: увидеть Наташу! И такую простую мысль он не сумел выразить правильно…
Надо было не выпендриваться. Надо было так и сказать: давай встретимся. И все! Какого дьявола он про долги эти начал? Похоже, это самая болезненная для нее тема.
Он сидел на подоконнике и курил. Он уже давно сидел здесь. Выкурил все три сигареты, которые позволял себе за целый день. И еще две. И курил бы еще, да пачка опустела.
Врачи курить ему запретили… Можно подумать, они кому-нибудь разрешают! У Олега тоже край легкого когда-то пулей зацепило, а он дымит по пачке в день. Пишущим бросить курить вообще труднее, чем… ну, всем остальным. Потому что стресс на стрессе. А тут еще вон что получилось… Нет, ну как же он мог наговорить таких глупостей?
— Ты чего это такой сумрачный? — прервал поток его путаных от расстройства мыслей Костик. Взгромоздился на подоконник рядышком, достал сигареты. — Сидишь один, меня не позвал.
— Мне уединение понадобилось… Дай закурить.
— Свою норму уже съел? Ох, Санек, не бережешь ты свое драгоценное для общества здоровье, — укоризненно покачал головой Костик, но сигарету все же выдал. — Что у тебя стряслось?
— Да так… Язык мой — враг мой.
— Дай три попытки, и я с первой угадаю: девчонке этой звонил, как ее… Наталье! Угадал?
Александр тяжело вздохнул.
— Я ж тебя как врач предупреждал: подожди, — Костик тоже тяжело вздохнул. — Ты помнишь мою врачебную специализацию?
— Ну, вроде бы невролог, — не очень уверенно вспомнил Александр.
— Вот именно. Я ж тебя не просто так предупреждал, я знаю, о чем говорю, — с упреком сказал Костик. — Девчонке этой сейчас надо пить успокоительные и дышать свежим воздухом вдали от шума городского. Не замай девку, себе хуже сделаешь.
— Уже… — неохотно признался Александр.
— То есть? — удивился Костик. — Что ты сделал-то?
— Глупость сделал, что же еще… — Александр бросил в банку окурок и слез с подоконника. — Пойду… В прокуратуре обещали кое-что интересное по моей теме… Работа — прежде всего, правильно?
— Ну да, ну да, — недоверчиво откликнулся Костик. Но ни о какой работе Александр думать не мог. Он думал о Наташе. Если ей сейчас так плохо, то он возьмет отпуск и повезет ее в деревню к тете Ксене. Вот где и тишина, и воздух…
Странно. Почему у него такое чувство, что Наташа — маленькая девочка, которую ему кто-то поручил опекать и защищать? Нет, не поручил — он сам взялся.
* * *
Утром Наташа собиралась уехать к маме и сестре. До выхода на работу еще несколько дней. Она давно у них не была. С августа, кажется. После санатория приезжали всей семьей… Бывшей теперь. А мама-то как в воду глядела, еще год назад ей сказала:
— Ох, Наталья… Привяжешься к малому, а что с мужем не так — ведь страдать-то как будешь!
О том, что Наташа потеряла своего ребенка, мама с сестрой не знали. Язык не поворачивался такое рассказать. А вот о Нике, о том, что она мелькает на их семейном горизонте, Ксанке рассказала.
— Ты думаешь, муж от тебя к ней бегает? — замирающим голосом спросила Ксанка.
— Думаю. Он до ее появления другой был. А сейчас то за день двух слов не скажет, а то смотрит собачьими глазами, болтает о чем-то постороннем без остановки, как будто боится, что я вопросы начну задавать.
Ксанка смотрела на нее большими глазами. Приготовившись в знак солидарности зареветь, сочувственно спросила:
