— Да, Морозова. А что?
— И у вас есть сестра Наташа… — сразу перешел к главному Александр.
Ксанка удивилась, а больше огорчилась: значит, не ею заинтересовался симпатичный журналист из центра…
— Ну, допустим. И что?
Саша потер кончик носа, поерошил короткий чуб.
— Ты спешишь? Давай провожу. Я тебя сегодня уже от дома провожал… Хотел поговорить, да ваш главный меня уволок.
Ксанке это признание очень не понравилось. Во-первых, она ничего не заметила, а во-вторых — что за дела?!
— Что за дела?! — возмутилась она вслух.
— Идем, по дороге расскажу. — Он взял ее за локоть и пошел, задавая довольно быстрый темп.
Ксанка строптиво выдернула локоть, но пошла рядом. Любопытство было самой сильной чертой ее характера.
— Я Александр, — коротко представился он. — Тебя как звать?
— Александра.
Он глянул с улыбкой.
— Забавный расклад… Саша?
— Ксанка.
— Ну, а меня можно и Саша, и Саня… По желанию.
— Ладно. И что? Насчет сестры? — нетерпеливо спросила Ксанка.
— Да… Это трудный вопрос. А ты далеко идешь?
— На интервью, в управу, — сказала она хвастливо.
Саша потер губы, чтобы скрыть усмешку. Новичок!
Думает, интервью с чиновником — это круто.
— В общем, Саша, Саня и на ты…
— Да я поняла, поняла! — нетерпеливо дернула плечом Ксанка. — А насчет Натки что?
Александр вдруг начал запинаться и торопиться.
— Ксан… Ты не думай, я за ней не слежу. А то, наверное, это так выглядит. Я вчера видел, что она не в себе была. Вот и поехал на всякий случай… А то мало ли… Как она себя сейчас чувствует?
Ага, не следит! А что же он тогда делает?
— Да так… Не очень хорошо.
Александр нахмурился.
— Мне Костик — он врач по образованию, невропатолог… Так вот, он говорит, ей обязательно пролечиться надо. А она на работу собирается! Да еще с детьми! Ты бы ее придержала, что ли…
— Придержишь ее, — хмыкнула Ксанка. — Она упертая… А ты с ней давно знаком?
— С лета. В Крыму познакомились.
— Да? А мне она ничего такого не рассказывала! — с сомнением протянула Ксанка, хотела порасспросить об обстоятельствах этого знакомства поподробнее, но тут увидела, что они уже подошли к зданию районной администрации. Глянула на часы — до встречи с чиновником было всего пять минут. — Ой, мне уже бежать надо!
— Еще один вопрос. Когда она уезжает? — крикнул он вслед.
Ксанка на ходу обернулась:
— В субботу! Вечером.
— Ясно! Спасибо! Творческих успехов тебе, коллега… Да, еще, постой!
И он снова догнал ее, серьезно попросил:
— Не говори ей обо мне, ладно?
Она насторожилась:
— Это еще почему?
— Понимаешь… Ну, просто по-человечески прошу — не говори!
Ксанка, которой уже пятки жгло от страха, что может опоздать на свое первое настоящее интервью, махнула рукой и побежала. Но все же, перед тем как нырнуть в дверь, оглянулась и крикнула:
— Постараюсь!
* * *
Ему скоро тридцать три, он уже старый. Старый холостяк, маменькин сынок. И вообще, он любит свою работу в том виде, в каком привык: чтобы остро, иногда и опасно. Сейчас он только маму боится подставить, если увлечется и опять влезет в какое-нибудь опасное расследование. А если еще будет жена, да не одна, а со своим ребенком… И общие дети могут случиться. Как он тогда будет рисковать, лезть на рожон, невзирая на личности и их окружение?
Тут Александр спохватился: надо же, как воображение разыгралось. Ему велено «не сметь приходить», а он уже себя отговаривает жениться!
Или это он так утешает себя? Мол, и хорошо, что все так… плохо! Ему, мол, семьей обзаводиться нельзя, у него профессия после летчика самая опасная.
После разговора с Ксанкой он еще раз сходил к дому Морозовых, побродил туда-сюда, к речке вышел, опять вернулся. Но двор был по-прежнему пуст. И он пошел на автостанцию и вот теперь едет домой, думает печальные думы… Иронизирует, чтобы не было так печально.
А ведь и в самом деле странно получается. Ощущать другого человека собственной частью и ничего не знать о ней, этой части, кроме того, что ей больно…
Наверное, мамы новорожденных его могли бы понять. Больше никто.
* * *
Наташа перебрала всю свою одежду, которую взяла из прошлой жизни, и задумалась. Джинсы. Черная водолазка. Две футболки. Темно-синяя в тонкую белую полосочку блузка… Ничего из этого набора не подходило для работы учителем, да еще в таком учебном заведении, как «Леонардо». Кроме, разве что, блузочки. Любимой блузочки, единственной вещи, которую она выбрала себе сама. Вернее, которая ее выбрала.
Остальные вещи и впрямь были из прошлой жизни, просто пропитаны этой прошлой жизнью. Они были тяжелые, усталые… Больные.
А новое покупать не на что пока.
Ленка сидела за компьютером, писала что-то, то и дело теребя себя за волосы, таская за уши и хватаясь за сигарету. Наконец она шумно выдохнула, лихо покрутилась вместе с креслом и хвастливо заявила:
— Лучше никто не напишет! Почитаешь свежачок?
Наташа покивала, все еще разглядывая свои тряпочки и раздумывая, как быть.
— Э, а ты чего такая загруженная?
— Думаю, как в понедельник одеться.
Ленка соскочила с кресла, начала хватать Наташину одежку и рассматривать ее с нескрываемым скепсисом.
— М-да… Консилиум сказал в один голос: пациенту хана! — заявила она через несколько минут разглядывания. Подумала немного и сказала: — Просматривается три варианта. Первый — ты примеряешь мой парадно-выходной костюмчик, мы долго ржем и вешаем его на место. Потому что ты в нем утонешь. Второй: я звоню Котофею, и мы с ним едем к Коротаеву изымать твои шмотки… Да не падай в обморок, я ж понимаю: тоже не вариант! Остается третий, самый легкий и он же самый единственный: я звоню Котофею, он снимает энную сумму с нашего счета, и мы все дружно едем по магазинам… Все поняла? Я звоню!
Наташа открыла рот, чтобы отказаться… поблагодарить… поныть на тему: «Навязалась я на твою голову». И тут же поняла: ничего этого не надо делать. То есть поблагодарить надо. А отказываться и тем более ныть — нельзя.
— Спасибо, Лен! А я сразу у директрисы аванс попрошу. Как думаешь, дает? Она дама суровая, но, по-моему, понимающая.
— Ага… — рассеянно отозвалась Ленка. — Да куда ж я мобильник-то… А, вот он! Она вытащила свой телефон из-под груды блокнотов и каких-то справочников, нажала вызов: — Котофей, привет, сэ муа! Солнышко, у нас проблема. Садись в машину, дуй в банк, снимай двадцать штук — и ко мне. Надо! — Она захлопнула телефон. — Ну, все о’кей, он уже в пути… О! А эта тряпочка очень даже ничего. И ты в ней тоже.
