И здесь его настиг третий удар. В кухне царили тишина, покой и порядок, а за выдвинутым на середину большим рабочим столом, сейчас накрытым незнакомой ему клетчатой скатертью, сидели уже все — с таким видом, будто ждут его как минимум со вчерашнего вечера, причем ждут смирно, покорно, без раздражения, но и без особой надежды, что когда-нибудь дождутся.
— Доброе утро, — растерянно сказал Бэтээр, глядя на большой ратрепанный букет пионов в прямоугольной вазе зеленого стекла, стоящей в центре почти по-праздничному сервированного стола. — Я опоздал, да?
— Доброе утро, — радостно мурлыкнули котята хором.
А наливная яблочная кошка уставилась на него круглыми честными глазами и объяснила:
— Вы не опоздали, это мы поторопились, чтобы вас нечаянно не задержать. Вам же сейчас на работу, опаздывать же нельзя, ну вот мы и постарались… Нам-то какая разница, когда завтракать? Мы-то все безработные, мы все сейчас бездельничаем, мы в отпусках и на каникулах… Правильно?
— И в санаториях, — подсказала Любочка, выглядывая из-за букета пионов и понимающе и снисходительно улыбаясь.
— Ну да, — недоверчиво откликнулся Бэтээр, садясь за стол и с интересом наблюдая, как Пулька и Вера-Надя тут же принялись привычно и умело хозяйничать, раскладывая по тарелкам что-то разное, изобильное, красивое и праздничное. — И во сколько же вы встаете по утрам, безработные бездельницы?
— Когда как, — с готовностью ответила тетя Наташа. — Как просыпаемся — так и встаем. Когда погода хорошая — тогда, конечно, пораньше. А если дождь, или даже просто пасмурно, вот как сегодня, — тогда долго спим. Особенно зимой, зимой иногда даже почти до семи. Правда, по летнему времени… Но все равно…
Бэтээр очень гордился своей способностью вставать рано. Надо, не надо, но в семь — как штык. И успевал поднять Пульку, накормить ее, проводить в школу, а потом сам на работу собирался. Все успевал, потому что умел вставать рано, аж в семь часов. А эти, выходит, долго сегодня спали, потому что погода пасмурная. Спали долго, а завтрак приготовили к семи. Он подозрительно пригляделся к яблочной кошке, которая смотрела честными глазами, склоняла голову к плечу и складывала губы утиным клювиком, собираясь сказать что-то особо значительное.
— Вообще-то мы можем изменить наш режим в соответствии с вашими привычками, — деловито предложила яблочная кошка, показала на миг ямочки на щеках и склонила голову на другое плечо. — Мы и пораньше можем вставать, и готовить, например, к шести… Вы ведь человек деловой, вам время терять нельзя.
— Не, к шести не надо! — Бэтээр сделал испуганное лицо и даже вилкой помахал. — Завтракать в шесть! Это что же — к семи уже на работу?! И что я буду один там делать? До девяти часов? Нет, лучше завтрак в восемь и… что-нибудь попроще, не такое вкусное. А то я так растолстею, с такой кормежкой… Сроду такого не ел. Как это называется?
— Не знаю, — сказала яблочная кошка и опять на миг показала ямочки на щеках. — Это Полина приготовила. Мы название еще не придумали.
Это был еще один удар. Прямо под дых. Пулька, оказывается, вон чего умеет, а он и не догадывался. А они все делают вид, что и ничего особенного. А сами ждут, как он удивится, родной брат, который о родной сестре даже таких простых вещей не знает, и что он сейчас скажет…
— Я так и думал, — с удовлетворением сказал Бэтээр, краем глаза заметив, что Пулька покраснела. Как вареный рак. — У моей сестры Полины, чтоб вы знали, необыкновенный талант в этом деле. Другие таланты тоже есть, но в этом — необыкновенный.
— Обедать сегодня приезжай, — приказала важная до невозможности Пулька. — На обед я правда что-нибудь вкусное сделаю. Дядю Васю тоже привози, а то он вечно всухомятку. К часу… К тринадцати ноль-ноль.
— Есть! — Бэтээр козырнул вилкой и сделал военное лицо. — Слушаюсь, мой генерал! Дядя Вася будет счастлив. А сейчас мне быстренько дадут чайку с вишневым вареньем, и я буду готов работать грубой физической силой в течение… например, тридцати пяти минут. Или даже сорока. Времени у меня сегодня утром оказалось много, спасибо вам за это большое, и я могу его с чистой совестью потратить на благоустройство наших гостей. Вы же вчера не все разложили, передвинули и переставили, правильно я понимаю? Ну вот, полчаса можете командовать мной как новобранцем.
— Сорок минут, — тут же обнаглела Пулька. — Ты сам сказал.
— Нет-нет, что вы, мы сами справимся, — торопливо сказала яблочная кошка и, наверное, сделала какой-то знак Пульке, потому что та сразу согласно закивала. — Мы
все сами, вы не беспокойтесь. Нам и раскладывать особо нечего. Только вот Любочку надо бы ко мне переселить. Диванчик ее… Вы не против? Мы сами перенесем, вам совершенно незачем время терять! И диванчик легкий совсем.
Бэтээр строго посмотрел в ее честные глаза, сделал суровое и мужественное лицо, постучал пальцем по столу и почти прикрикнул:
— Это не женское дело — таскать мебель! Женское дело — это умело и тактично руководить мужчинами, которые все равно ничего больше не умеют! Кроме как таскать!.. Хотя вообще-то никакой необходимости в этом нет. В шкафу Пулькина кроватка стоит, разобранная. Она из нее лет пять как выросла. Хорошая кровать, очень удобная, новая совсем. Пулька на ней, кажется, недели две и спала-то всего, а потом выросла. Как вам этот вариант? Собрать — раз плюнуть. Ну, руководите уже скорей, время-то идет.
И эта яблочная кошка наконец-то засмеялась. И котята ее засмеялись хором, и Любочка потихоньку засмеялась, выбралась из-за стола, потопала к нему, деловито полезла на колени, устроилась, запрокинула личико и с надеждой спросила:
— А ты меня на шее покатаешь? Как Полю. Она мне рассказывала, что ты ее все время на шее катал, когда она была маленькая.
— А как же, — согласился Бэтээр, не удержался и тронул губами ее заплывшую уже желтеющим синяком переносицу. — Зачем же у мужиков шеи? Только затем, чтобы на них женщины ездили…
И опять весь кошачий прайд захохотал, а Любочка потянулась к нему, обняла за шею тоненькими своими ручками и очень серьезно сказала:
— Бэтээр, ты тоже у меня есть. Ладно?
И прижалась личиком к его щеке, замерла так на пару секунд, отодвинулась и на случай, если кто-то не понял, объяснила:
— Это я тебя поцеловала.
— Спасибо, — растроганно поблагодарил он. Ты бы знала, как давно меня никто не целовал…
Он же не думал, что его нечаянные слова будут иметь далеко идущие последствия.
За полчаса он под активным руководством Пульки, Веры-Нади и Любочки вынул из стенного шкафа, распаковал из пленки и собрал детскую кровать — действительно совершенно новую и очень удобную, он правильно помнил. И установил ее в комнате, в которой поселилась тетя Наташа — бывшей тети Вариной, самой маленькой, но зато с балконом. Пулькину комнату тетя Наташа занимать не захотела категорически. Под вздорным предлогом, что незачем Пульке свои вещи туда-сюда таскать. Хотя невооруженным глазом видно, что Пулькины вещи таскать туда-сюда и незачем, они и так везде. Бэтээр собирал кроватку, делал послушное лицо на руководящие указания девочек, а сам все время пытался услышать, о чем там говорит тетя Наташа по телефону. Очень деловым голосом. С кем это можно говорить деловым голосом в восемь утра? И к тому же — в отпуске?.. Сначала ей позвонили на сотовый, и он страшно удивился, что у нее есть сотовый, да еще такой навороченный — несколько воспитательских зарплат. Мало того — она и говорила по нему, совершенно не вспоминая о времени. Долго слушала, потом о чем-то подробно выспрашивала, потом опять долго слушала, а потом сказала, что все узнает и перезвонит. И собралась сама кому-то звонить — по сотовому же. Бэтээр не выдержал и пресек это безобразие.
