Книга Тихий омут, страница 17. Автор книги Ирина Волчок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тихий омут»

Cтраница 17

Вера уснула совершенно счастливая, придумывая, как она попросит Генку ее поцеловать, и, представляя, как сама его поцелует.

Утром она сказала физруку, что на вечер у нее свои планы, так что его план тренировки придется чуть-чуть изменить: сейчас поплавать, потом побегать, а вечер — в ее распоряжении. Если бы физрук вздумал спросить, как Вера намерена распорядиться свободным вечером, она, наверное, тут же ему и рассказала бы о предстоящем свидании. Но физрук спрашивать не вздумал, он привык, что если Вера не на тренировке — значит в библиотеке. На золотую медаль идет. Физрук не понимал, зачем будущей олимпийской чемпионке какие-то посторонние медали, но чаще всего благоразумно помалкивал. Он все-таки в школе работал, ее сумасшедший тренер. Привык думать об успеваемости, показателях, чести школы, среднем балле… Педагог.

И бабушка ни о чем спрашивать не вздумала. Поворчала немножко, что с утра вода, поди, холодная, и что это глупость несусветная — на голодный желудок плавать. Но тут же согласилась, что плавать на сытый желудок — глупость еще большая, сунула в пакет миску с сырниками, два вареных яйца, пол-литровую банку красной смородины, несколько кусков сахару — и строго наказала все это съесть прямо как только из воды вылезет. Вера так и сделала. Хотела поделиться с физруком, но он отказался — сказал, что утром хорошо позавтракал. Ну, хорошо — и хорошо. Вера была обжорой, особенно после тренировок, и мысль о том, что надо с кем-то делиться бабушкиными сырниками, ее огорчала, хоть она и стеснялась этого огорчения. А мысль о том, что надо делиться с кем-то сахаром, ей даже в голову не приходила. Без сладкого она жить не могла, все время с тоской вспоминала в детстве, но какой сейчас шоколад? Сейчас и обыкновенного сахара — считанные кусочки, еще и делиться… Бабушка говорила, что кусок сахара у Веры не смогла бы отобрать и толпа вооруженных бандитов. Вера соглашалась: не смогла бы. Более того, она была уверена, что, например, бабаевскую шоколадку «Аленка» сама бы у любых вооруженных бандитов отобрала.

— Ты чего радуешься? — спросил физрук, сидящий на траве под старой березой рядом с Верой и внимательно наблюдающий, как она стремительно уминает сырники. — Выспалась хорошо?

У физрука болела мама, колобродила по ночам, он по несколько раз за ночь на ее зов вставал, поэтому считал, что самая большая радость — это хорошо выспаться.

— Ага, — весело ответила Вера и хрустнула последним куском сахара. — Хорошо… Только я не радуюсь, а грущу. Николай Павлович, вы помните, какой раньше шоколад был?

— Какой был, такой и остался, — хмуро сказал физрук. — Такой и сейчас есть, да не про нашу честь. Цены-то какие… Это тебе глюкозы не хватает, вот что. Наверное, мозг все себе забирает. Это все пятерки твои, да еще и книжки посторонние… Да и растешь еще… Я в субботу в Салтыки за медом поеду, мать просила. Тебе тоже баночку привезу.

— Мне не надо, — отказалась Вера. — Я мед не люблю, он воняет.

— Что ты глупости говоришь? — удивился физрук. — Чем это мед может вонять?

— Медом, конечно… Ну что, пора уже бегать?

— Здоровая вон какая, а совсем как ребенок, — с упреком сказал физрук. — Разве можно график ломать? И так сегодня уже все передвинулось. Мед ей медом воняет, ишь ты… Отдыхай полчаса.

Вере совсем не хотелось отдыхать, ей хотелось еще поплавать, еще попрыгать с березы, побегать, взбрыкивая на бегу, ногами, потанцевать, по крайней мере. Потратить энергию, которую она съела. И от сахара тоже, пока мозг все себе не забрал. Но тренер сказал, чтобы она отдыхала, а слово тренера — закон, это она еще с пяти лет знала. И Вера честно старалась отдыхать — нетерпеливо бродила над обрывом, без конца наклоняясь, будто в поисках земляники, подтягивалась на низких ветках, как на турнике, будто пытаясь что-то найти там, в сонной неподвижной листве. Но энергия все не тратилась, бурлила внутри нее, шипела, потрескивала, стреляла искрами и требовала выхода.

— Николай Павлович, пора уже, — поторопила она дремлющего под березой физрука. — Полчаса уже давно кончились, а я уже давно отдохнула.

— Десять минут прошло, — проворчал физрук, зачем-то глядя на свой любимый секундомер. — Мотор в тебе, что ли? Отдохнула она… Нет, чтобы и о людях подумать…

Он, кряхтя и охая, стал медленно и неохотно подниматься с земли, отряхиваться, зевать, потягиваться… Но со старта рванул, как всегда, неожиданно, побежал легко и свободно, и Вера побежала за ним, размахивая пакетом с пустой миской и привычно любуясь своим тренером. Если бы не давний перелом, он сам бы в олимпийские чемпионы вышел, а не вел бы уроки физкультуры в поселковой школе. И не взваливал бы свои олимпийские мечты на чужие плечи… Вообще-то, Верины плечи тяжести этого груза не ощущали, она не собиралась становиться олимпийской чемпионкой. Но не признаваться же в этом человеку, который смысл жизни видит в том, чтобы сделать чемпионку из нее, раз уж у самого судьба не та… Пусть, раз уж ему так хочется. Он смысл жизни нашел, она физическую форму не потеряла. Все довольны.

Физрук решил, что сегодня надо бегать в парке, там дорожки извилистые, с крутыми поворотами, с неожиданными подъемами и спусками, с резкими переходами из солнца в густую тень — и мышцы работают, и внимание развивается, и нервная система закаляется. Первый круг он пробежал рядом с Верой, намечая маршрут, а потом остановился на том месте, откуда они начали бег, махнул рукой, сказал: «Пошла!» — и щелкнул секундомером.

Вера бежала неторопливо, потому что, несмотря на секундомер, никаких рекордов от нее сегодня не ждали. Бежала себе и бежала, думала о том, как вечером встретится с Генкой — и вдруг увидела его. То есть не его одного, он с каким-то парнем был. Сидели на скамеечке под сиреневыми кустами, держали в руках пивные банки, смотрели на нее. Вера побежала немножко медленнее, раздумывая, следует ли остановиться, поздороваться, сказать что-нибудь… Или просто поздороваться, не останавливаясь… Или и не здороваться, просто рукой помахать? Генка все-таки не один, вряд ли при чужом человеке он будет называть ее Аэлитой. Ну, тогда и останавливаться незачем. Тем более, что ее никто и не думал останавливать. Она была уже довольно близко, когда чужой парень привстал со скамейки, застыл в нелепой позе, проливая пиво из банки на землю, и сдавленно шепнул:

— Ой, а эта чья ж такая?

— Моя, — ответил Генка, харизматично усмехнулся и отсалютовал Вере пивной банкой.

Они говорили совсем тихо, почти шептали, но Вера все равно услышала. Она всегда все слышала, бабушка говорила, что слух у нее — как у кошки.

Вера помахала Генкиной банке, неторопливо пробежала мимо — и тут же свернула в очень кстати подвернувшуюся поперечную аллейку, зажатую с двух сторон плотными, почти монолитными, стенами тысячу лет не стриженых кустов. Пошлепала кроссовками по земле, имитируя звук удаляющихся шагов, потом бесшумно ввинтилась в плотную зеленую стену, пробралась как можно ближе к скамейке и напряженно прислушалась.

— Не бреши, — говорил незнакомый парень. — Она ж зеленая совсем! Твоя… Брешешь.

— Моя, — говорил Генка довольным голосом и булькал пивом. — Ничего телка, да? Хочешь, познакомлю?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация