– Понятно. Спасибо за то, что уделили мне время.
– Вы не выпили свой кофе. Он уже наверняка остыл.
– Ничего, – улыбнулся Дронго, поднимаясь со
стула, – я не очень люблю кофе. Извините, что я вас побеспокоил.
– А третий вопрос? – напомнил Чагунава, вставая вслед
за гостем. – Вы сказали, что у вас три вопроса. Но задали только два.
– Третий вопрос, – обернулся к нему Дронго, – на
третий вопрос я почти получил ответ. Но если хотите, я задам и его. Третий
вопрос у меня будет немного необычный. Судя по тому, что мне удалось узнать,
все состояние погибшего не стоит двух с половиной миллионов долларов. А платить
ваша компания не в состоянии. Что будет, если ваши адвокаты проиграют процесс?
Каким образом сможет оплатить долги банкам семья погибшего Сутеева?
– Не проиграют, – не очень уверенно возразил Вахтанг
Михайлович, – они же не будут отнимать у вдовы последнее.
– Понятно. Я примерно такого ответа и ждал. До свидания.
Он пожал руку хозяину кабинета и вышел в приемную.
«Кажется, Вахтанг Михайлович до сих пор недооценивает
степень опасности, – подумал Дронго, – или надеется на какое-то
чудо».
Глава 5
В приемной Мила насмешливо посмотрела на него.
– Так быстро закончили?
– Как видите, – улыбнулся он. – Вы не подскажете,
с кем мне лучше побеседовать о финансовых проблемах вашей компании?
– С главным бухгалтером, конечно. Или с начальником нашего
планового отдела. Его все равно увольняют, может, он вам напоследок что-нибудь
приятное и расскажет.
– Где они сидят?
– В конце коридора. Как раз напротив друг друга. Антонина
Алексеевна Подрез, это наш главный бухгалтер, и Яков Андреевич Димчевский,
начальник планового отдела. Можете с ними переговорить. Они сейчас как раз в
своих кабинетах.
– Спасибо. Вы просто неоценимый секретарь.
– Судя по моей зарплате, это не скажешь. Здесь меня явно не
ценят. Даже уходить некуда. Везде кризис, – пожаловалась она.
– Кризис скоро закончится, – произнес Дронго, –
это я вам как налоговый инспектор обещаю.
Он прошел по коридору. Остановился у таблички с фамилией
«Димчевский» и постучал.
– Войдите, – услышал он мужской голос.
В кабинете сидел мужчина лет сорока пяти. У него был
идеально выбритый лысый череп, небольшие щегольские седоватые усики, крупный
нос, карие глаза. Он был одет в темно-синюю рубашку без галстука. Увидев гостя,
он вяло кивнул, разрешая тому войти. Потом лениво поднялся со своего места,
протягивая руку.
– Яков Андреевич Димчевский. С кем имею честь?
– Меня обычно называют Дронго. Меня прислала Мила из
приемной вашего шефа. Я только сейчас закончил с ним разговаривать.
– Понятно. По какому вопросу? Вы представитель наших
кредиторов? Пришли снова выбивать деньги?
– Нет, нет. Я занимаюсь расследованием убийства совладельца
вашей компании Николая Сутеева. Я частный эксперт.
– Тогда понятно. Я так и подумал, что вы либо из
правоохранительных органов, либо имеете к ним отношение. Только я сразу решил,
что вы приехали выбивать из нас деньги.
– Такие попытки уже были?
– Дважды. В первый раз явились адвокаты, которые любезно
наобещали нам всем кучу неприятностей. И сразу ушли. А во второй раз приехали
качки из банка КТБ. Они сразу начали на нас давить, пояснили, какие именно
проблемы у нас могут быть. Угрожали, не открыто, конечно, но достаточно
убедительно.
– Странно. Чагунава мне ничего не рассказал.
– И не расскажет. Он же грузин, княжеский род. Скорее умрет,
чем расскажет обо всех проблемах. Но мы уже объективно ничего не могли сделать.
И так все продали. Все, что могли. Эти вымогатели ушли несолоно хлебавши. Хотя
пообещали вернуться. Но я думаю, что они договорились с другим банком и теперь
подают на нас в суд.
– Требуют всей суммы?
– Конечно. И еще набежавшие проценты. И еще суд может
судебные издержки тоже возложить на нас. Вот и считайте, какую сумму мы
задолжали. Придется платить, если проиграем наш судебный процесс. Адвокаты
успокаивают Вахтанга Михайловича и тянут с него деньги. А я понимаю, что мы все
равно проиграем. Никаких убедительных аргументов нет, чтобы реструктурировать
наши долги. Деньги не появятся ни через год, ни через два, если кто-то снова не
захочет одолжить нам десять миллионов.
– Почему десять? Насколько я понял, речь идет о пяти
миллионах долларов?
– Это долги. А ведь нам нужно закончить наш завод. Чтобы его
построить, нужно как раз еще дополнительно пять миллионов. И это впритык. И без
гарантий, что наша продукция будет нужна городу через год. Кризис может
продлиться гораздо больше. И два года, и три.
– Вы пессимист.
– Имею право. Все равно с первого числа я отсюда ухожу.
Зачем нужен плановый отдел компании, в которой остаются работать несколько
десятков человек. Да и те на очень небольшое время. Мы разорены, и это правда,
которой нужно смотреть в глаза.
– Уже нашли новую работу?
– Не нашел. И боюсь, что еще долго ничего не найду. Время
плохое. А мне уже под пятьдесят. Сейчас нужны молодые ребята с дипломами лучших
английских вузов. В моем возрасте и с моим послужным списком из разорившейся
компании меня никто не возьмет на работу. Нужно идти в дворники, если возьмут.
– Не нужно так мрачно. Вы хорошо знали Сутеева?
– Конечно, знал. Почти двадцать лет. Прекрасный был человек.
Умница, очень талантливый, работоспособный, он буквально генерировал идеи. В
другой компании он стал бы миллионером, но ему хотелось быть самому владельцем
своей компании. А владельцы они с Чагунавой были не очень хорошие. Слишком добрые,
слишком либеральные, слишком мягкие. На работе так нельзя. У нас в компании
было человек десять, которых нужно было гнать поганой метлой. Ничего не делали
и не умели делать. Но у кого-то была семья, кто-то был школьным другом Чагунавы
или Сутеева, за кого-то просили родственники. Вот они и сидели на «хлебных
должностях» в частной компании. А такого прощать нельзя. Ведь получается, что
ты просто выбрасываешь деньги на ветер. Пока мы развивались, это были не такие
большие деньги. Как только начался кризис, выяснилось, что мы переплачивали
гигантские суммы. Вот тогда пришлось всех увольнять.
– У них появилось много врагов?
– Да нет. Какие враги. Все понимают, что их увольняют не от
хорошей жизни. В «тучные годы» все сидели на своих местах и получали хорошую
зарплату. Никто не виноват, что начался такой кризис. Не нужно было брать на
работу столько ненужных людей. Особенно Николай Евгеньевич. Он даже взял два
года назад семнадцатилетнюю дочь своего университетского товарища – Маргариту
Кярвалис. Можете себе представить? Девочка провалилась на экзаменах во ВГИК, и
он взял ее к нам на работу. Она ничего не умела делать, только сидела и хлопала
глазами. Даже как курьера ее нельзя было использовать, ведь она совсем не знала
Москвы. Что сейчас вспоминать. Сутеев был очень хорошим человеком, и мерзавец,
который его убил, будет гореть в аду.
