По моей шее скользит рука. Она сильная, хотя и тоньше, чем я думал. Наверное, это Зигфрид. Но я все равно не оставляю мантию. Я вспоминаю, как Зиглинда сказала, что Зигфрид упустил меня специально. Может, если я буду сопротивляться, он вновь даст мне уйти? Я начинаю извиваться и тянуть за мантию.
Рука крепче сжимает мое горло.
— В эттот раз я не должен тебя упустить, — шипит Зигфрид.
У меня идея. Я делаю передышку, перестаю бороться, хотя все равно не выпускаю один конец мантии. Другой рукой я поднимаю фонарик Мэг.
Когда я перестаю отбиваться, Зигфрид тоже делает передышку.
— Ты сдашься? — шепчет он.
— Никогда!
И тут я свечу фонариком ему в глаза. Ослепленный, он вынужден ослабить свою хватку. Но только на секунду. Я бегу к Зиглинде, которая держит другой конец мантии. В результате я оказываюсь на спине, на груди у меня высокий каблук.
— Стоп! Мы решили, что не хотим тебя убивать!
— Я вам не верю.
— Верь во что хочешь. Но если сделаешь то, что нам нужно, мы тебя отпустим. А если мы тебя убьем, она просто найдет себе еще одного глупца, ищущего любви, и он будет выполнять все ее поручения. Ты должен ей сказать, что видел принца-лягушку, что он у нас.
— Что? Он у вас?
— Это не имеет значения. Скажи ей, что он в смертельной опасности и что она должна выйти замуж за принца Вольфганга, если хочет снова увидеть своего братца. Вот что ты должен сделать.
— Я не могу этого сделать.
Я сильно тяну за мантию. Рука Зигфрида снова на моем горле. Она сжимается, и я чувствую, что отключаюсь, наверное умираю.
А потом меня вдруг заливает свет.
Глава 26
Я умер. Это единственное объяснение. Я умер и теперь на небесах. Трава подо мной мягка и сладко пахнет, никаких сосновых иголок или грязи. Свет идет от полной луны, которая проглядывает сквозь слегка качающиеся ветви деревьев и отражается в журчащей речке. Надо мной наклоняется девушка, гладит меня по волосам.
— Джонни! — Она опускается рядом со мной, и я чувствую на своей щеке ее слезы. — Джонни!
Она знает мое имя.
— Ты ангел?
Вот это вполне вероятно.
— Едва ли.
А потом я вижу ее короткие не очень ангельские волосы и осознаю, что это Мэг. Мэг спасла меня. Я оглядываюсь вокруг, пытаясь найти Зиглинду или Зигфрида, но их тут нет. Вдали виднеется что-то наподобие фермы.
— Как я попал сюда?
— Кольцо, глупыш.
— Кольцо?
— Если ты его кому-нибудь передаешь, то в тот момент, когда новый хозяин его надевает, оно сразу же переносит тебя к нему. Этот момент передачи и есть часть волшебства.
Я помню свою обиду, когда Мэг попросила у меня кольцо обратно. Но она все это время знала, что сможет его использовать для моего спасения.
— Так где мы сейчас? — спрашиваю я.
Горло все еще болит в том месте, где меня душил Зигфрид.
Мэг думает.
— Я могу пробежать полтора километра где-то за восемь минут. Но думаю, что сегодня бежала быстрее обычного. Так что мы, наверное, где-то в двух километрах от того места, где были. Нам надо двигаться.
Я смотрю на ее ноги. Босые. Она держит свои босоножки в руках. Как она пробежала два километра без обуви?
— Нам пора идти, но, может, наденешь мои кроссовки?
Хотя я совсем не представляю, как мы в принципе можем куда-то добраться. Мы в непонятной стране, без паспортов, без карты. Мы не говорим на местном языке.
Я начинаю вставать, но чувствую, как что-то мне мешает.
— Хотя… возможно, нам и не придется идти — говорю я.
Потому что мешает мне мантия. Наверное, в тот момент, когда Мэг надела кольцо, я очень крепко за нее держался, пытаясь отобрать у Зиглинды.
Я быстро укутываю нас. Почти в ту же секунду я слышу голоса, лай собак, даже копыта лошадей. Они приближаются. Они нашли нас.
— Хочу оказаться в Национальном заповеднике белохвостых оленей на острове Биг-Пайн-Ки.
И вот мы там.
— Что это было? — спрашивает Мэг.
Я щурюсь. Это больше не лунный свет. Мы не в Залкенбурге и даже не в Европе. Мы облетели почти полмира, как ложь у Марка Твена, и по расположению солнца на небе можно сделать вывод, что во Флориде сейчас самый полдень.
— Волшебство. — Я стягиваю с плеч мантию. — Викториана дала мне волшебную мантию. Я пожелал оказаться в Национальном заповеднике оленей, и вот мы тут.
— Ты пожелал оказаться именно тут? — Мэг показывает вниз.
Да-да. Мы сидим на дереве, похожем на царский делоникс. С одной стороны, это хорошо, потому что дерево большое и на нем множество пушистых оранжевых цветков, в которых мы можем спрятаться, а с другой — плохо, потому что мы находимся в двенадцати метрах от земли. Кто-то плачет у меня над головой. Я смотрю вверх и вижу, что это, конечно же, сарыч. Он разворачивается и начинает пикировать на нас. Я машу руками.
— Эй! Мы не мертвые!
— Еще нет. — Мэг смотрит на землю. — А как мы спустимся?
— Снова пожелаем, — радостно говорю я. Но потом я вспоминаю: Норина-Зиглинда стояла за углом, когда я беседовал с лисом. Тогда я думал, что она не понимает его и поэтому не узнает, куда я собираюсь. Но это было до того, как мне стало известно, что Норина — ведьма. А что, если она все-таки понимала лиса? — Но сначала нужно убедиться, что за нами не следят.
— Так что, мы пока должны сидеть здесь? Наверху?
— Всего несколько минут. Если кто-то гонится за нами, они, скорее всего, не заметят нас тут, зато мы их отсюда увидим.
Пока Мэг размышляет над этим, из каких-то красных цветов поднимается рой синих бабочек и пролетает мимо наших носов.
— Ладно, здесь наверху довольно мило. — Ее карие глаза внимательно изучают яркое небо на горизонте и изумрудную даль. — К тому же мы можем поговорить.
— Поговорить? — Вдруг начинает казаться, что солнце печет слишком сильно. — О чем?
Сарыч делает еще одну петлю. Я пытаюсь прикрыть Мэг.
— О-о, я не знаю. — Она придвигается ко мне по ветке, на которой мы оба сидим. — Может, объяснишь мне, почему ты соврал о том, куда собирался ехать?
Этого я и боялся. Я ищу подходящее оправдание.
Нашел.
— Я не мог тебе сказать.
Я поклялся принцессе Викториане хранить ее тайну. Но теперь, когда тайна уже раскрыта, я рассказываю Мэг о принце-лягушке, о Викториане, разыскивающей своего брата, о волшебных наушниках, лисе и золотой птице.
