— Так вы нашли еще одного? Еще одного?
И тут он начинает плакать, но не такими мужскими слезами, когда человек притворяется, будто смахивает что-то с лица, а сам между делом вытирает слезу. Нет. Вэнделл начинает рыдать, хватаясь за голову, как ребенок, который разлил свой коктейль с замороженным соком. Наконец он садится и начинает раскачиваться взад-вперед.
— Все пропало. Пропало, — приговаривает лесничий.
Маргарет подходит к нему сзади и гладит его по спине. Когда он снова говорит «пропало», она приобнимает его.
— Ну-ну, будет, — Маргарет пристально смотрит на меня. — Видите, что вы наделали?
— Что я наделал? — Я не понимаю. Что тут такого ужасного? — Я просто сказал…
— Это заповедник оленей.
— Я знаю. И?
— То есть кто-то здесь убивает оленей. Вот в чем проблема.
— Некто-то. — говорит Вэнделл, — а что-то! Существа. Монстры. Тут живут монстры. Все пропало. Мне никто не верит.
— Ну-ну, — повторяет Маргарет, — все будет хорошо.
— Я хороший лесничий. В детстве мне легко давались естественные науки, и мои родители думали, что я должен стать врачом. Но н-е-е-е-т. Я хотел спасать нашу планету. А теперь я лично буду отвечать за исчезновение вида.
Вэнделл пуще прежнего заливается слезами, и уже становится невозможно разобрать, что он говорит. Я смотрю на Мэг. Она пожимает плечами, но направляется к нему.
— Извините, — говорит Мэг. — Можно, я сменю тему?
Лесничий делает сильный выдох через нос, потом втягивает все обратно.
— С-с-сменить т-тему?
— Всего на секунду, — кивает Мэг.
— Вы хотите сменить тему? — Еще одно шмыганье.
— Да, если это не очень сложно.
— Нет… нет. Я был бы рад сменить тему. — Он смотрит на Мэг покрасневшими глазами, у него течет из носа. — Какую т-тему вы бы хотели обсудить? — Еще одно шмыганье.
— Может, вы могли бы принести ему салфетку? — говорит Мэг Маргарет.
Маргарет замечает сопли, капающие из носа Вэнделла, вздыхает и встает.
— Хорошо. Но мне нужно будет пойти в кладовку. Он уже использовал всю последнюю коробку салфеток. Смотрите не расстраивайте его.
— Неужели его можно еще больше расстроить?
— Вы не видели, что бывает, когда он действительно разойдется.
— Мы ищем лягушку, — говорит Мэг, когда она уходит.
— Лягушку?
Мэг показывает мне жестом, чтобы я достал из рюкзака фотографию. Я уже это сделал.
— Это она. Вы ее видели?
Лесничий смотрит на снимок, и по его глазам я вижу, что он ее узнал. Он видел эту лягушку.
— Вряд ли, — отвечает Вэнделл.
— Она должна была попасть в парк вместе с одной семьей, в их автоприцепе.
— Вы не получите эту лягушку!
— Значит, она все-таки у вас?
Он думает секунду, а потом принимает решение.
— Да. И я ее не отдам. Я забрал эту лягушку у тех детей, которые ее привезли. Потому что это не аборигенный вид.
— Она из Алории.
— Точно. Это редкая алорианская морская лягушка, и ей нечего делать в Национальном парке Соединенных Штатов. Может, я и войду в историю как лесничий, при котором вымерли олени ки, но я не стану еще и тем, кто нарушил американскую экосистему, внедрив в нее европейскую лягушку.
— Что? — Я совсем сбит с толку.
Но тут в разговор вступает Мэг.
— Ты всегда был невнимателен на естествознании, Джонни. Вэнделл говорит о том, что когда люди привозят куда-то животных родом из других регионов, то эти животные могут убежать и навредить местной окружающей среде. Как часто бывает с этими маленькими черепашками, которых дети любят держать дома.
— Правильно! — говорит лесничий. — Красноухие черепахи. Вредные твари!
— Люди выпускают их в водоемы, — продолжает Мэг, — они там размножаются и съедают всю пищу…
— Оставляя голодать аборигенные виды и тем самым их уничтожая, а также нарушая цепь питания, — яростно кивает Вэнделл. — Не при мне!
— Или еще бирманские питоны, — добавляет Мэг.
— Даже не напоминайте мне о питонах! — содрогается лесничий. — Они растут и растут. А когда их владельцы уже не могут с ними справляться, они выпускают змей на волю.
— И тогда — прощайте домашние кошки.
— Точно.
— Так, давайте я попробую понять, — говорю я. — Вы забрали лягушку у той семьи, потому что не хотели, чтобы они выпустили ее в заповеднике?
— Да. Это моя обязанность как лесничего.
— И что вы с ней сделали?
Я волнуюсь. Может, она до сих пор у него.
— Понимаете… э-э… — запинается он, — неаборигенные виды… их нужно подвергать эвтаназии.
— Подвергать эвтаназии! — вскрикиваем мы с Мэг одновременно и смотрим друг на друга.
Он убил лягушку? Он убил принца?
— Вы… усыпили… ее?
— Я знаю, это звучит жестоко, но наша экосистема важнее, чем…
— Где лягушка?! — кричу я ему в лицо. — Ты, убийца, где лягушка?!
— Джонни, — Мэг оттаскивает меня за плечо, — дай ему ответить.
— Но он убил лягушку. Он убил…
— Я не усыпил лягушку, устраивает?
— Ты не убил ее?
Лесничий смотрит по сторонам.
— Я должен был ее усыпить, — шепчет он, — но у лесничих такие зарплаты, и вообще…
— Вы продали ее? — говорит Мэг.
— Еще нет. Но я… — Вэнделл снова оглядывается, потом подходит к окну, смотрит на улицу и возвращается. — Я пытаюсь ее сейчас продать на сайте для коллекционеров некоторых пресмыкающихся и амфибий.
— Вы забрали ее у детей, чтобы продать?
— Так лучше для экосистемы. Если я продам ее кому-нибудь в холодном климате и она там случайно убежит и будет жить на воле, ничего опасного не произойдет.
— Какой болван, — говорю я.
— Это хорошая новость, Джонни. Это значит, что лягушка все еще у него.
Мэг права.
— Хорошо. Я куплю ее у вас за тысячу долларов.
Я вижу, как глаза Вэнделла загораются от такой суммы. Потом прищуриваются.
— Я не могу этого сделать. Лягушка должна попасть в менее гостеприимный климат. Я не могу продать ее никому из Флориды.
Я снова начинаю расстраиваться.
— О-о-о, мы не из Флориды, — вдруг вступает Мэг. — Мы из Миннесоты, разве вы не замечаете нашего акцента? Мы ее заберем с собой.
