— Осторожно!
Я хватаю ее за руку.
— Не волнуйся. — Мэг показывает на цепное ограждение над стеной, вероятно предназначенное для того, чтобы не дать оттуда прыгнуть. — Я в полной безопасности.
— Ты могла упасть.
— Только если бы я была неуклюжей или пьяной. — Она протягивает мне свою вторую руку, ту, которую я не держу. — Давай залезай. Отсюда лучше видно.
Я поднимаюсь — передо мной и правда открывается потрясающая панорама. Меня немного покачивает, но Мэг страхует меня — ее рука на моей талии. Когда мы детьми играли вместе, она всегда вела себя так, как будто была старше. Я поднимаю голову, и на секунду мы оказываемся нос к носу, между нами только ветер. Я чувствую, как бьется мое сердце, а может быть, это сердце Мэг.
— Помнишь, — говорит она, — когда я попросила тебя пригласить меня на дискотеку после восьмою класса, чтобы заставить ревновать Бена Аберкромби?
Я смотрю вниз. Люди и машины внизу такие маленькие, как игрушечные.
— Конечно.
— Так знаешь, Бен тоже пригласил меня на ту дискотеку.
— А?
Я смотрю на нее; короткие волосы вьются у ее лица, как коричневые бабочки.
— Он пригласил меня, но я не согласилась, потому что шла с тобой.
— Ты никогда не говорила мне этого, — смеюсь я. — Я бы понял, если бы ты отказала мне, чтобы пойти с парнем своей мечты. Он тебе так нравился.
— Нет, до тебя не доходит. Бен пригласил меня еще до тебя. А я сказала ему, что не могу пойти с ним, потому что иду с тобой.
— Ладно, я запутался. — Я встряхиваю головой. — Так ты использовала меня как отговорку, чтобы не идти с ним?
— Нет. — Она бросает мою руку и отодвигается. — Ничего страшного. Я была глупая.
Я помню эту дискотеку, три года назад. Мэг сделала прическу в салоне, и на ней было черное кружевное платье, в котором она выглядела взрослой и гламурной. Бен Аберкромби пялился на нас весь вечер. Я поздравил Мэг с тем, что она так завела его. Но был один момент на танцполе, когда я забыл о своей задаче заставить ревновать Бена.
Мы танцевали, Мэг была в моих руках, и… я захотел поцеловать ее.
Я смотрю на Мэг и понимаю. Я мог бы это сделать. И это бы все изменило.
— Нам пора идти.
Она спускается.
— Нет, подожди.
Солнце садится, и вечные огни Манхэттена под нами кажутся еще ярче на фоне серых сумерек. Гудки автомобилей и голоса людей на земле слышны, только если сконцентрироваться, а я не хочу. Не хочу думать ни о чем, кроме того, где я, с кем я. Не знаю, то ли это потому, что не хочу уходить, то ли потому, что хочу остаться, но я хватаю Мэг за локоть, тяну к себе и поднимаю наверх. Она опирается на меня, ее голова на моем плече, и в эту секунду на фоне огней, блеска, жары и сумрака я понимаю, что действительно хочу ее поцеловать.
Но я этого не делаю. Я? Целую Мэг? Не могу. Я хочу множество вещей. Денег. Приключений. Викториану — как-никак она принцесса. Я хочу больше, чем у меня когда-либо было.
Разве нет?
Но пока Мэг у меня в руках, как тогда на дискотеке, мне кажется — дольше чем на мгновение, — что я хочу именно этого.
— Если бы мы могли тут остаться.
Я наклоняюсь ближе.
— Почему нет? — Мэг тоже наклоняется ближе.
— Простите, вам телескоп еще нужен? — Снизу на нас уставились мужчина и маленькая девочка. — Мой ребенок хочет посмотреть. А вы можете пообниматься и в другом месте.
— О, конечно.
Я даже не реагирую на его замечание про «пообниматься». Я рад, что нас прервали. Поцеловать Мэг было бы большой ошибкой. Это бы изменило все то, что я не хочу менять.
Я спускаюсь и протягиваю ей руку.
— Ты права. Нам пора идти.
Мы едем вниз, пересаживаемся из одного лифта в другой. Мэг не смотрит на меня. Она раздражена, потому что я почти поцеловал ее? Или потому, что я этого не сделал? В любом случае я нарушил какую-то грань между нами, и теперь мне нужно вернуть ее доверие.
Извини, — говорю я, когда мы достигаем земли.
За что?
Она все еще избегает моего взгляда.
За по… Мэг, для меня очень много значит твоя дружба. Больше, чем что-либо другое. Я бы не хотел все испортить.
Она смотрит на мраморный пол, водя ногой по чередующимся мраморным квадратам.
Да, я бы тоже.
Тогда пойдем?
Я не хочу уходить, пока она не перестанет на меня злиться. А еще я хочу, чтобы сегодняшний день продлился дольше. Викториана красивая, богатая, я пообещал найти ее брата и жениться на ней. Но когда я это сделаю, уже никогда больше не будет вот так, как сейчас с Мэг, пока мы еще дети. Совершаю ли я большую ошибку? Я хотел, чтобы моя жизнь изменилась, но сейчас, на краю перемен, мне страшно.
Но пока я нахожусь в этом городе, мне не нужно принимать решение.
— Давай немного погуляем, — говорит Мэг.
Я счастлив.
Мы идем к Таймс-сквер, так как именно там сходятся все огни, гудки, такси и люди. Уже, наверное, стемнело, но заметить это здесь сложно, потому что вокруг все такое яркое — красное, розовое, зеленое, золотое, — и небо до сих пор кажется синим. А может, потому, что дома такие высокие и за ними в принципе не видно неба. Мы протискиваемся сквозь толпу, наблюдающую за практически голым парнем в ковбойской шляпе, который играет на гитаре. Машины сигналят и проносятся мимо со свистом.
Над нами светящиеся вывески и бегущие строки газетных заголовков.
И вдруг там появляется новость, на которую я не могу не среагировать.
«ПРИНЦЕССА-ПЛЕЙГЕРЛ СОБИРАЕТСЯ ЗАМУЖ ЗА ЗАЛКЕНБУРГСКОГО НАСЛЕДНИКА».
Викториана! Она выходит замуж за Вольфганга! Мучителя кошек.
Но почему? Я выполнял эти задания, мучился от боли в пансионе, воровал птицу, делал все, чтобы принцесса могла не выходить за него.
— Она сказала, что выйдет замуж за меня, — говорю я и только потом вспоминаю, что рядом Мэг.
— Что?
— Ничего. Нам нужно идти.
Потом Мэг тоже замечает бегущую строку новостей, и по ее лицу я вижу, что она поняла.
— Выйдет за тебя?
— Нам надо идти.
И не успевает она возразить, как я укутываю нас в мантию. В отличие от Голого Ковбоя мы еще можем быть невидимыми.
Через секунду мы снова в заповеднике.
Глава 32
Я приземляюсь снаружи, на случай если лесничий Вэнделл все еще здесь. Но все темно, спокойно. Все как-то уж слишком хорошо. Я слышу голоса, вдалеке люди поют песни у костра. И сверчки.