— Может, вы могли бы починить это, если не очень сложно. — Мужчина теребит отлетевший каблук. — Мне они нужны прямо сейчас.
Я подхожу к нему, оставив Мэг.
— Конечно, сэр, но у меня есть и другая работа на очереди перед вашим заказом. Мне придется взять с вас за срочность, — лгу я.
— Да. Все, что угодно. У меня через час жизненно важная встреча.
Жизненно важная! Я бы хотел, чтобы что-нибудь такое произошло и со мной.
Я осматриваю ботинок. Каблук стерся на 2,5 сантиметра, к тому же он не выглядит фирменным. Этот парень купил пару дорогой обуви много лет назад и с тех пор пользовался ими, чтобы производить впечатление на клиентов. Наверное, если осмотреть его костюм, обнаружится, что он тоже поизносился. Я собираюсь сделать ему скидку на ремонт. Но потом вспоминаю о все увеличивающейся стопке счетов и о маме, которая вчера над ней плакала. К тому же он наглец.
— Шестьдесят долларов. — говорю я.
— Шестьдесят? В Сент-Луисе я платил…
— Это Саут-Бич, а не Сент-Луис, и ботинки вам нужны срочно. — Но я все-таки уступаю. — Ну хорошо, пятьдесят. Я все сделаю за двадцать минут.
Через четверть часа я отправляю его своей дорогой.
— Удачи!
Как только он уходит, Мэг жестом подзывает меня.
— У меня есть идея, — говорит она в перерыве между приходами клиентов — Если бы принцесса Викториана появилась на публике в твоих туфлях, все бы захотели такие же. Ты бы тогда смог брать тысячу долларов за пару!
— Да уж, а если бы у лягушки были крылья…
Но потом я решаю, что это интересная идея.
Я видел достаточно состоятельных людей, чтобы понять, что на самом деле они больше всего хотят казаться богаче, чем есть на самом деле.
— «Моя обувь — это специальная обувь для взыскательных ног», — цитирую я Маноло Бланика, дизайнера обуви. — Может быть, ты и права. Кто, как не принцесса, достоин носить ее?
— Никто, — соглашается Мэг.
— Но есть одна проблема. Как мы договоримся с ней?
— Дай ей одну пару. Ты сказал, что Викториана показалась милой. Может, увидев, как восхитителен твой дизайн, она сама захочет иметь твои модели и не придется ее убеждать. А потом ее сфотографируют в пьяном виде вываливающуюся из лимузина, и на всех снимках она будет в твоих туфлях. Тебе надо с ней снова поговорить.
Внезапно я слышу шум, доносящийся из холла, который может означать только еще одно появление Викторианы. Я бегу, чтобы проверить.
Не она. Просто ее собака. Плюс три телохранителя, два отельных служащих, шесть плавающих лебедей и куропатка в грушевом дереве.
— Безуспешно? — спрашивает Мэг, когда я возвращаюсь.
— Безуспешно, но я еще попытаюсь.
Глава 4
Весь остаток дня я не могу думать ни о чем, кроме идеи Мэг уговорить принцессу Викториану надеть мои туфли. Я так не волновался… да может, никогда в жизни. Сегодняшний день очень суматошный, сидеть и мечтать некогда, но это даже хорошо. Отдирая набойку или прострачивая шов, я пытаюсь спланировать, как это можно было бы организовать. В шесть я решаю закрыть мастерскую на час, чтобы поужинать. Мама должна быть дома, и я хочу ей об этом рассказать. Мэг уже ушла, но ее брат Шон говорит, что разрешит нашим клиентам оставлять обувь для починки в кофейне. Если, конечно, они вообще будут.
Когда я наконец освобождаюсь, на улице идет дождь. Но я все равно лечу домой на своем велосипеде как на крыльях.
Подъезжая к дому, я понимаю — что-то не так. Свет не горит, не включен кондиционер. Мама сидит на диване и обмахивается журналом.
— Привет, никогда не угадаешь, кого я сегодня видел, — говорю я.
— Ой, Джонни.
На маме футболка с надписью «Люби эту собаку». Это ей дали на второй работе — в заведении, где торгуют хот-догами.
— Извини, так жарко, — Мама подходит к окну. — Они…
— Отключили электричество. Понял.
Она кивает.
— И сколько мы должны?
— Пятьсот долларов. Нужно было оплатить либо его, либо аренду. Я взяла немного льда у миссис Кастано. Так мы сможем до зарплаты держать еду в холоде, если, конечно, не будем слишком часто открывать холодильник.
Я складываю в уме выручку за сегодняшние починки. Да, это мало чем поможет. Теперь я жалею, что сделал скидку на десять долларов тому парню из Сент-Луиса.
Но мама улыбается, будто привыкла к этому. Это действительно так. Прошлым летом было то же самое.
А я не хочу привыкать к такому. В детстве мама превращала отключение электричества в игру, как будто живем в кемпинге. Но сейчас я знаю, что это не игра. Интересно, как скоро мы вообще не сможем оплачивать никакие счета и потеряем наш бизнес?
— Ну так скажи мне, — говорит мама, — ты видел принцессу?
— Ага.
Я пытаюсь улыбнуться, но вдруг моя встреча с Викторианой перестает мне казаться таким уж важным событием. Ну, то есть, кто такая вообще эта принцесса? Просто человек, который выиграл при рождении в лотерею, кому не нужно ничего делать и у кого все есть, тогда как нам, остальным бедным неудачникам, приходится пахать. Точно. Меня буквально трясет от жары.
Но мама хочет услышать об этом.
— Где ты ее видел? Она красивая? Она была пьяная? У нее миллион слуг?
— Да-а… мы… Райан и я… видели, как она заселялась в отель. Фарнесворт как язык проглотил. А еще у нее есть собака, ищейка.
— Твой папа всегда хотел ищейку, — смеется мама.
Она смотрит на книжную полку, там стоит ее свадебная фотография размером восемь на десять. Я тоже бросаю на нее взгляд. Мама достала белые свечи, которые продают у нас в супермаркетах в сезон ураганов. Мы держим их поблизости на случай отключения электроэнергии. Она расставила их вокруг снимка так, что все это теперь выглядит как алтарь.
А вообще, похоже на то, что мой отец — полный придурок. Когда мне было два года, он пошел на рыбалку и не вернулся. Мама годами искала его, нанимала убогих частных сыщиков, чтобы пробить его водительские права и номер страхового полиса и узнать, не работает ли он где-то, пыталась найти его через Интернет. Ничего. Это как в одной книге, которую я однажды видел в букинистическом магазине, она называлась «Как исчезнуть так, чтобы вас никогда не нашли». Там рассказывалось, что нужно сделать, чтобы инсценировать собственную смерть, а потом стать другим человеком.
Если, конечно, он действительно не умер.
— Знаешь, — говорю я маме, — кто-то мне рассказывал, что если человека не находят в течение семи лет, то считается, что его нет в живых. Тогда можно получить пособие.
— Он не умер.
Все это мы уже проходили.
