Он подошел к телефону и снова вызвал Жербаля, попросив еще
раз объявить по корабельному радио, что собравшиеся в каюте ожидают господина
Юлиуса Талвеста. Затем вернулся на свое место.
– Давайте продолжим, – предложил он.
– Господин Пятраускас, вы говорите по-английски достаточно
свободно? – уточнил Дронго.
– И не только по-английски, – ответил
Пятраускас, – я знаю французский, немецкий, русский и, конечно, родной
литовский.
– Очень хорошо. В таком случае мы будем говорить с вами
по-английски, чтобы немного дать отдохнуть нашей уважаемой Лилии Леонидовне.
Тем более что и госпожа Слепакова тоже хорошо понимает английский язык.
– Как угодно, – согласился Пятраускас, – я готов
оказать вам любую посильную помощь. Если хотите, то я сам стану переводчиком
господина Миго.
– Достаточно, если вы будете говорить по-английски, –
вмешался Миго, – я хорошо понимаю оба языка. Проходил стажировку в
Австралии. И на наших островах действуют два языка. Французский и английский.
– В таком случае продолжим, – согласился Дронго. –
Итак, где вы провели сегодня ночь?
– В своей каюте, которая находится очень далеко от каюты
убитого господина Северцова, – пояснил Пятраускас, – на другом конце
корабля.
– Вы ничего не слышали? Может, кто-то проходил мимо вашей
каюты. Кто-то выходил из соседних кают.
– Нет, ничего не слышал, – ответил Пятраускас. – А
если бы услышал, то сразу сообщил вам.
– Сегодня днем вы сходили на берег?
– Да, сходил.
– Вы были один?
– Я сошел с большой группой туристов из Швеции, но я был
один, если вы спрашиваете меня об остальных туристах из Прибалтики или России.
– Откуда такая нежная дружба к туристам из России? –
спросил Дронго. – Насколько я знаю, ваши соотечественники всегда пытались
отдалиться от бывших соседей, чаще всего не вступая с ними в контакт. А вы,
наоборот, демонстрируете свое расположение к ним.
– Это делают неумные националисты, – возразил
Пятраускас.
– А вы умный интернационалист? – уточнил Дронго.
– Можно сказать и так, – кивнул Роберт, – если вам
так хочется.
– Мне в данном случае интересно ваше мнение.
– Я много лет живу во Франции, а не в Литве, если вы
спрашиваете меня об этом. И у меня нет никаких русофобских настроений.
– Понятно. А почему во Франции, ведь вы работаете в немецком
концерне?
– Это вы тоже успели узнать, – усмехнулся
Пятраускас. – Я работаю в филиале немецкой химической компании, который
находится во Франции, недалеко от Страсбурга.
– Хорошо платят?
– Достаточно, чтобы позволить себе такую поездку, –
ответил Пятраускас.
– Вы кого-нибудь знали до того, как вылететь в Токио? Я имею
в виду из членов вашей немецко-прибалтийской группы?
– Нет, никого.
– А из состава российской группы?
– Тоже никого не знал, – ответил Роберт, – а
почему вы спрашиваете?
– Вы же знаете, что произошло два убийства подряд. Насколько
я помню, вы только недавно пытались успокоить вдову убитого ювелира.
– Я видел, в каком она состоянии. Они прожили вместе много
лет, – ответил Пятраускас, – и я считал своим долгом ее как-то
поддержать.
– Вы говорите по-латышски?
– Не очень хорошо. Но я их понимаю.
– А по-эстонски?
– Нет, – улыбнулся Роберт, – считается, что
угро-финские языки самые сложные в мире. Мадьярский, то есть венгерский,
финский и эстонский. Их практически невозможно выучить, не говоря уж о том,
чтобы понять грамматику.
– Когда вы вышли на причал, вы никого там не видели?
– Видел, – кивнул Пятраускас, – видел госпожу
Слепакову. Она вошла в первый магазин.
– И больше вы ничего не видели?
– Я видел, как уходили Юрис Зигнитис вместе с господином
Талвестом куда-то в другую сторону. Я еще подумал, что они могут опоздать на
корабль. Тогда многие говорили, что мы уйдем до обеда. А потом выяснилось, что
отчалим точно по расписанию.
– Господин Пятраускас, а почему вы обратили внимание, что
они уходят вместе? – уточнил Миго. – Или вы в чем-то их подозревали?
– Просто увидел, как они уходят вместе. Вам нужно было
знать, кого я увидел, и я вам рассказал.
– Вчера вечером вы подходили к нам, – напомнил
Дронго, – когда мы сидели на прогулочной палубе вместе с госпожой
Слепаковой.
– Верно, подходил. Но не только я подходил к вам. До меня к
вам подходили Вадим Помазков и госпожа Зоя Ихелина.
– А почему вас так интересовали именно мы и те, кто к нам
подходит?
– Случайно я сидел выше и видел всех, кто к вам подходил.
– Госпожа Туманова говорит, что тоже их всех видела. Но она
не упоминала вас.
– Значит, Лилия Леонидовна меня не увидела, – очень
спокойно ответил Роберт.
Туманова согласно кивнула головой. Она действительно не
заметила вчера вечером Пятраускаса. Ей нравился этот мужчина средних лет, такой
спокойный, немногословный, выдержанный.
– Что вы делали потом?
– Сидел в баре и наблюдал, как один наш общий знакомый
потребляет слишком большое количество алкоголя. Я бы даже сказал, очень сильно
перебирает.
– Кто это был?
– Юлиус Талвест.
Миго, не выдержав, снова подскочил к Пятраускасу.
– Вы точно видели Талвеста? Когда это было?
– После полуночи. Он был в баре до трех или четырех утра.
Нужно было видеть, как он напился. Я думаю, не меньше восьми стаканчиков водки
и еще две текилы. Я даже хотел проводить его до каюты, но он отказался.
– Не может быть, – нервно произнес Миго, – он
вчера должен был быть абсолютно трезвым. Может, он вас просто обманул и не пил
этой водки?
– Еще как пил. Я сидел совсем недалеко и все видел. Поверьте
мне, что вчера ночью он был в абсолютно невменяемом состоянии.
– Верно, – вмешалась Нина, – я тоже его видела,
когда возвращалась в свою каюту. Он с трудом передвигал ноги. И что-то пытался
мне сказать, но я заперлась в своей каюте.
– Ваши показания разрушают нашу единственную версию, –
вздохнул Миго.
– Наоборот, – неожиланно сказал Дронго, –
возможно, они только подкрепляют нашу версию.
Все посмотрели на него.
– Что вы хотите сказать? – спросил Миго.
Вместо ответа Дронго достал из кармана две магнитные
карточки-ключа.
