Дождавшись его ухода, Ингрид выбежала из номера, точно зная,
что камера отключена, спустилась вниз и выбросила второй эспандер в бассейн.
Она была уверена, что никто не свяжет находку этого эспандера с убийством. Так
и вышло.
Но этого было мало. Сегодня ночью я оставался в номере
Ингрид и случайно спровоцировал убийство несчастного Медниса. Она делала вид,
что спит, когда к ней постучал Балодис. Он выпил, как обычно, достаточно много
и поэтому был не сдержан на слова. Он громко сообщил мне, что Меднис знает, кто
и почему убил Лилию Омельченко. Слышать наш разговор могли только два человека.
Проходивший по коридору Витас Круминьш и находившаяся в комнате Ингрид. Я ушел
из номера в половине второго ночи. А она начала готовить свой план. Еще одно
важное обстоятельство. Никто из латышской группы не знал, что по окончании
утренних съемок французская делегация готовится отметить это событие салютом
петард и хлопушек. Никто не знал, кроме сеньора Гарсиа и Ингрид, которой
рассказал об этом Анри, весь вечер ухаживавший за ней. Я слышал, как он говорил
ей об этом. И наконец, убийство Медниса было совершено человеком, который
хорошо знал биологию и анатомию.
Тогда я задал себе вопрос — почему? И вспомнил слова самой
Омельченко. Рассказывая о матери Ингрид, она упомянула, что та невероятно
ревнивая особа и постоянно ревнует своего мужа, отчима Ингрид, который часто
заходит к ним в агентство. Очевидно, такая неистовая ревность передалась и ее
дочери.
Я не поленился навести справки, Ингрид. В прошлом году в
Москве ты действительно лечилась от аллергии. Но это было лишь побочное явление
твоей неврастении. Мне не хотелось этого говорить. Очевидно, у тебя начали
развиваться некие комплексы. Сначала ты приревновала Ингебору, которая
встречалась с Юрисом. Ты позавидовала их счастью. И поэтому однажды, в начале
лета, надев длинный плащ и шляпу, ты вышла на «охоту». Письмо с угрозами ты
написала себе сама. Наверное, Лилия не была ангелом. Более того, я думаю, что и
с твоим отчимом она наверняка встречалась. И этого ты не могла ей простить. Ты
решила отомстить. А когда Меднис догадался, кто и почему убил гримера, ты
расправилась и с ним.
Дронго заставил себя посмотреть ей в глаза и увидел там
такую боль, что вздрогнул. Она была потрясена его «предательством». Меньше
всего она ожидала услышать подобное именно от него.
— Подождите, — поморщился следователь. — У
вас есть конкретные доказательства?
— Есть, — угрюмо ответил Дронго, — вчера
вечером я случайно обратил внимание на ее обувь. В день убийства Ингрид была в
туфлях от Гуччи. Она купила их в аэропорту и ни разу не надевала.
Только спустилась со мной в ресторан. Потом случилось
убийство, и она поднялась наверх, больше никуда не выходила. Она видела, что мы
уходили с Доколиной, но не пошла за нами. И если она носила эти туфли только
несколько часов, объясните мне, каким образом внутреняя поверхность абсолютно
новой пары могла стать такой темной, — и неожиданно наклонившись, он
поднял туфли и продемонстрировал их собравшимся. — Я думаю, экспертиза
легко подтвердит, что она бегала в одних колготках по лестнице, а затем так же
выбежала к бассейну. Налипшая грязь и пыль перешли на внутреннюю часть обуви. В
этом нет никаких сомнений.
Теперь все смотрели на Ингрид. Красивая молодая женщина
старалась сохранить хладнокровие. Но было заметно, что у нее дрожат губы.
— Почему? — неожиданно крикнула Лена.
— Они… она… — Ингрид трясло.
Дронго посмотрел на сидевшего рядом с ним седобородого. Тот
вскочил.
— Лилия пыталась отбить мужа у моей матери! —
закричала изо всех сил Ингрид. — А Ингебора отняла у меня Юриса! Они все
захватчицы, дряни, стервы! Они и отца моего забрали! Забрали с собой!
— Доктор, — попросил Дронго седобородого, —
помогите ей.
— Они его забрали! — продолжала кричать Ингрид,
уже не глядя на него.
Дронго печально отвернулся. Он узнал последнюю подробность
несколько минут назад от Зитманиса. Отец Ингрид, погибший десять лет назад, был
в одной машине со своим секретарем, с которым некоторое время тайно встречался.
Очевидно, этот шок и стал началом психического заболевания Ингрид.
— Не трогайте меня! — закричала она, и Лена
закрыла уши, чтобы не слышать этого страшного крика.
Эпилог
— Я хотела извиниться перед вами, — говорила на прощание
Рута Юльевна, — мы и не предполагали, что вы такой мастер.
— Это я должен извиниться перед вами, —
меланхолично заметил Дронго, — мне казалось, что именно вы были в центре
всех событий. Это будет для меня уроком. Я проявил элементарную узость
мышления, позволив себе априори не уважать человека с другими взглядами на
жизнь. Но камеры больше не трогайте.
— Договорились, — засмеялась Рута Юльевна,
протягивая ему руку.
Потом она осторожно спросила:
— Что будет с Ингрид?
— Врачи вынесли заключение, что она была в невменяемом
состоянии, — пояснил Дронго. — Но они обещают ее вылечить. Я, во
всяком случае, буду все время сюда приезжать. И надеюсь, она сумеет вернуться
домой живой и здоровой.
— Можно я вас поцелую? — спросила сквозь слезы
Лена. — Звонила из Риги Ингебора, она приглашает меня на свадьбу.
Дронго стоял и смотрел, как они садятся в машину. Балодис
крепко пожал ему руку. Круминьш неожиданно обнял и тоже поцеловал. Когда
автобус уехал, Дронго взглянул на стоявшего рядом Таррегу.
— Сколько дней вы еще у нас пробудете? — спросил
его новый испанский друг.
— Столько, сколько нужно для лечения Ингрид. — Ему
было так плохо, но он держался из последних сил.
«Никогда не чувствовал себя столь мерзко, — подумал
Дронго. — Флирт в Севилье оказался для меня губительным».
— Тогда вам придется здесь остаться, —
рассудительно заметил Таррега. — Врачи говорят, что лечение может занять
несколько лет.
— Я знаю.
Он повернулся и пошел на площадь. Слева у выхода стояли
повозки с лошадьми. Дронго обогнул их и перешел на другую сторону улицы. Он
достал из кармана телефон и набрал номер.
— Джил, — неожиданно жалобно сказал Дронго, —
ты мне очень нужна. Ты можешь ко мне приехать?
— Конечно, — услышал он в ответ голос любимой
женщины. — Куда и когда я должна приехать?
Он закрыл глаза. Неужели чувство вины после Севильи
останется с ним навсегда?
— В Севилью, — попросил Дронго, — немедленно.
Мне нужно многое тебе рассказать.
