Да. Точно.
Сегодня он ехал вместе с ней в электричке и противно сопел в
ухо. Было жарко, и ей все время хотелось его оттолкнуть, но она не стала,
опасаясь нарваться на неприятности.
Она чуть успокоилась, выдохнула и открыла глаза. Ничего
страшного, он просто ехал туда же, куда и она, – в Отрадное. Может, у него
здесь тоже родственники.
Клавдия тихонько усмехнулась. Тоже! У нее-то как раз никаких
родственников здесь нет. Она снова посмотрела на мостик, чувствуя себя очень
защищенной в машине Андрея. Тип удалялся в сторону станции, и внезапно опять
накатила тревога.
Дело не только в электричке. Она видела его где-то еще.
Именно такую удаляющуюся спину, напряженную и внимательную, как если бы на этой
спине были пристальные, осторожные глаза.
Ладони вспотели, и она вытерла их о подол сарафана. Вечно ей
мерещатся всякие ужасы. Вот что значит постоянное чувство опасности, выросшее
вместе с ней из крохотного испуганного ребенка во вполне взрослого человека.
Нет, ей не померещилось.
Она видела эту спину, он выходил из аптеки неделю или две
назад. В дверях он посторонился и пропустил молодую девицу с коляской и еще
одним малышом на буксире.
Она не может ошибаться, ее детдомовская память фиксирует и
откладывает все, нужное и ненужное, как сама Клавдия когда-то прятала в
фанерный чемоданчик хлеб, зная, что, когда ей захочется есть, рассчитывать
будет не на что, кроме собственных запасов. Недаром лучше всех и быстрее всех в
аптеке она запоминала названия новых лекарств, и фирму-изготовителя, и
показания к применению, и дозировку, и препараты-аналоги, и заменители, и даже
номера накладных. “Ты у нас ходячий справочник, Клава”, – всегда говорила ей
Варвара Алексеевна.
“Справочник” не подвел. Это был именно тот человек, которого
она видела в аптеке.
Тоже совпадение? Он мог просто зайти за лекарством именно в
ту аптеку, где работает Клавдия. Ничего такого.
Странные какие-то совпадения. В Москве тысяча других аптек,
а под Москвой сотни дачных поселков, и все-таки этот человекдважды попался ей
на пути. А может, не дважды, а трижды? Или четырежды?
– Господи, – пробормотал Андрей, усаживаясь рядом. – Уехать
невозможно. Миллион указаний. Тысяча пожеланий. Приезжай скорей. Не забывай
обедать. Не кури на голодный желудок. Чисть зубы и мой руки перед едой.
Клавдия засмеялась, моментально позабыв обо всех своих
подозрениях. Она вообще обо всем забывала в его присутствии. Как
школьница-переросток.
– А ты моешь руки перед едой? – спросила она.
– Еще как! – ответил он и посигналил родным, вышедшим за
ворота проводить его. Все замахали руками, а Елена Васильевна послала воздушный
поцелуй. – Меня хлебом не корми, дай только что-нибудь помыть. Руки и все
такое…
Он сидел очень близко, большая рука двигалась, переключая
скорости. И невозможно, невозможно было забыть о том, что он развелся, что он
теперь… ничей, что он мог бы быть… ее.
“Господи, – подумала Клавдия, напряженно глядя на дорогу, –
зачем ты оставил мне надежду? Это нечестно, господи…”
Словно боясь, что он может подслушать ее мысли, Клавдия
быстро отвернулась к окошку и еще раз увидела ту самую спину.
– Ты знаешь, – сказала она Андрею, стараясь отделаться от
ненужных мыслей, – вон идет тип, которого я сегодня видела в электричке, и еще
в Москве, в аптеке. Странно, да? Как ты думаешь, это совпадение?
Совершенно неожиданно для нее он разозлился.
– Взбесились вы все! – сказал он грубо. – У тебя тоже
галлюцинации?
– А у кого еще… галлюцинации? – осторожно спросила Клавдия.
– У моей жены, – ответил он, резко выворачивая на асфальт.
Он не сказал “бывшей”, и Клавдия это заметила. – У какой-то ее подруги. У
подругиного мужа. У всех, черт побери. Всем мерещится, что за ними следят. Ты
что, подала заявление в израильскую разведшколу?
– Да вроде нет, – ответила Клавдия, рассматривая его так,
чтобы он этого не заметил. Майора и оперуполномоченного Андрея Ларионова она не
знала, и ей интересно было посмотреть, какой он. Выходило, что совсем другой.
– А раз не подавала, то успокойся. В Москве и Подмосковье
огромное количество всяких мужиков, и некоторые из них даже похожи друг на
друга. Можешь себе представить? Пока ты еще не глава Росвооружения, следить за
тобой нет никакого резона. Это понятно?
– Понятно, – послушно пробормотала Клавдия. Не могла же она
ему объяснить про годами тренируемую память на мелочи, про детдом и про хлеб…
Говорить было не о чем, и Клавдия вспомнила свой
блистательный план заснуть сразу по выезде из ворот. Но жалко было тратить два
часа, которые выпали ей раз в жизни и могли больше не выпасть никогда, на
притворство.
Лучше она посидит тихонько рядом с ним.
Она умела виртуозно выдумывать себе другую жизнь, не такую,
какая была у нее на самом деле. Это было очень просто и помогало, когда
становилось совсем невмоготу.
Пусть он будет ее мужем. Как будто. Они возвращаются в
Москву с дачи, оставив бабушке детей и радуясь этому короткому отдыху вдвоем и
тому, что впереди у них длинный, молодой вечер, а завтра еще выходной, и можно
будет проваляться в постели до полудня, ни о чем не заботясь. Он устал,
конечно, на своей сумасшедшей работе, и она будет ухаживать за ним весь вечер и
утро – нальет ему ванну погорячее, заварит чай, будет мурлыкать и тереться о
него, как кошка. Интересно, какой он по утрам? Почему-то ей казалось, что очень
сердитый. Но она смогла бы его развеселить, запросто…
Внезапно ей стало так неловко, что она резко поменяла
положение и отодвинулась.
– Ты чего? – спросил Андрей.
Какая-то она была чудная. Танька, что ли, чем-то ее
огорчила? Вряд ли, они ведь такие подруги…Или это он на нее так действует? В
социуме-то он жить не умеет.
– Ты чего? – повторил он и мельком глянул на нее. Она
смотрела в окно – На меня обиделась?
– Что ты, Андрюша, – забормотала она, испугавшись, что ее
можно заподозрить в подобной глупости. Разве она могла на него обижаться?
Обижаться можно только на близких, а на чужих что обижаться?
– Ты странная какая-то стала, – сообщил он ей. – Дуешься,
что ли? Или влюблена?
Она вздрогнула и посмотрела на него с изумлением. “Кажется
попал, – подумал он с неожиданным раздражением. – Молодец, майор. С твоим
тактом нужно немедленно перевестись на склад хранения табельного оружия”.
Ему некогда было анализировать собственные чувства, и он
крайне редко этим занимался, тем более до недавнего времени его чувства
постоянно анализировала жена, напрочь отбив у него охоту к этому занятию.
Поэтому он не стал думать, откуда взялось раздражение. Просто ему было
неприятно, что он угадал, и все.
