– Дайте вспомнить… – пробормотал пенсионер Белов. – Он
такой… ваших лет…
– Каких моих? – перебил Андрей. – Тридцать пять? Сорок?
– Скорее сорок, – подумав, сообщил пенсионер. – Но ниже вас
и, как бы это сказать… рыхлее, что ли… Но не толстый. Впрочем, он был в длинном
плаще, а под ним особенно не разберешь…Ну, упитанный такой. Плащ черный и шарф…
сложной расцветки, модный. Портфель.
– Цвет волос, глаз?
– Глаз я не разглядел, товарищ майор, – сказал пенсионер
виновато. – Брюнет. Именно брюнет, а не шатен. И еще он был такой…
свежевыбритый. У брюнетов щеки после бритья всегда малость синевой отливают, и
у него они отливали, я заметил. Он когда труп увидел, побледнел весь, а щеки
синие остались…
– Каких-нибудь колец на пальцах или шрамов не заметили? –
спросил Андрей. Это была полная безнадега. Редко у кого имеются приметные
шрамы, на кольца, как правило, не обращают внимания, особенно пенсионеры.
А этого типа с мобильным телефоном придется искать. Ох,
придется…
– Колец не заметил, шрамов тоже, – доложил пенсионер
уверенно. – У него татуировка была. На четырех пальцах. Я заметил, когда он
телефон держал. Такая едва видная, как будто очень старая или…
– Или сведенная, – подсказал Андрей.
– Да-да! – воскликнул пенсионер. – Написано было “Женя”, на
каждом пальце по букве, а на среднем еще какая-то загогулина…
Андрей записал: “Женя”.
– Машину поблизости не видели? Не ждала его машина?
– Нет, машины не было, – сказал пенсионер, старательно
вспоминая. – В переулке, может, и была, но я в переулок не заглядывал.
Значит, подытожил Андрей про себя, минут в пятнадцать
седьмого из Хохловского переулка вышел Женя с татуировкой на пальцах и
мобильным телефоном в руке. Он увидел труп, и его вырвало. Но милицию он все же
вызвал и > шел почему-то обратно в Хохловский переулок.
– Спасибо, – сказал Андрей. – Спасибо, вы мне очень помогли.
Наверное, вам придется подъехать на Петровку, составим портрет этого вашего
Жени. Хорошо?
– Вы думаете, что он… – пробормотал пенсионер, – он мог… сам
сделать это?
– Я не знаю, – сказал Андрей честно. – Посмотрим. Спросим…
В зеркале заднего вида вдруг что-то мелькнуло, и он
стремительно оглянулся назад.
Кто-то бежал наискосок через сквер, странно виляя и чуть не
падая. Из-за дождя было не разобрать – кто. И еще кто-то бежал сзади, но
догнать бегущего впереди не мог.
– Что там? – спросил пенсионер с жадным любопытством,
вытягивая худую морщинистую шею.
Андрей уже понял – что.
– Игорь! – заорал он, распахивая дверь машины и чуть не
вываливаясь наружу. – Игорь, не пускай ее туда!!
Полевой растерянно оглянулся, но, как и Андрей, он был
слишком далеко.
Она уже добежала, остановилась, глядя вниз, где все еще
лежала залитая кровью собака, потом как-то странно села на землю и медленно
завалилась на бок.
Андрей уже почти добежал до нее.
* * *
Дозвониться удалось с большим трудом. Он даже стал
нервничать. А нервничая, он всегда орал на секретаршу и очень много ел.
В половине десятого он в двадцатый раз выглянул в приемную.
Секретарша взглянула на него со стоическим смирением монаха первых лет
христианства, которого нечестивые язычники уже поволокли на костер.
– Ну что? – спросил он, раздражаясь от одного ее вида.
– Еще нет, Евгений Васильевич, – сообщила секретарша голосом
первой ученицы, незаслуженно получившей двойку. – Мобильный не отвечает, дома
нет, до офиса еще не доехал.
– В офисе знают, где он может быть?
– Нет. Говорят, что к десяти подъедет.
Шеф зарычал и начал помаленьку наливаться кровью, как
постепенно наедающийся комар.
– Для чего я плачу вам зарплату, если вы не можете выполнить
элементарных требований? – начал он, и секретарша со внутренним вздохом поняла,
что собирается большая гроза. Придется перетерпеть. Пустить слезу. Написать
заявление об уходе. Разлить около кресла валокордин, чтобы целый день в офисе
пахло больницей и ее страданиями.
Переживем. И не такое переживали. Завтра будет прощения
просить, каяться, ссылаться на расшатанные нервы, на постоянные стрессы и
нагрузку. А я еще подумаю, простить тебя сразу или поломаться немножко. Ишь,
взял манеру орать на нее, как на уличную девчонку. Кому ты нужен, вечно
недовольный, жадный, капризный и почти ни на что не годный в постели? Добро бы
денег было много, а то так… серединка на половинку. То густо, то пусто. Бросить
он ее, конечно, не бросит, что бы ни вопил. Новую искать – силы нужны и
здоровье. Опять же лень непроходимую победить придется, а на это мы уж точно не
способны.
Нет, не боялась секретарша своего босса. Но зарыдать для
видимости стоило.
– Я не виновата, что он выключил мобильный. – Глаза ее
наполнились хрустально чистыми слезами, и одна из них аккуратно капнула на
стол, не попав ни на бумаги, ни на клавиатуру компьютера.
– А кто виноват?! – заорал шеф. – Я?! Я тебя с восьми утра
прошу, найди мне одного или другого, и только и слышу, что у них мобильные
выключены!! А если бы у них не было мобильных?!
– Как это… не было бы? – искренне заинтересовалась
секретарша. Людей без мобильных телефонов для нее просто не существовало.
Может, они, конечно, где и были, но для чего предназначались и как ими
пользоваться, она не знала.
– Да так! – пуще прежнего наддал босс, выскочил из-за двери
и в порыве начальственного энтузиазма стукнул кулаком по столу. – Если в
течение пятнадцати минут я не дождусь разговора, можете считать себя уволенной.
Только вначале поедете на Таганку и разберетесь, что там с мобильными
телефонами! И не ревите! Я хорошо знаю все ваши бабские штучки! Но здесь вам не
бордель, а офис! Здесь нужно головой работать, а не…
Вот это он зря, пожалуй. Сотрудников у них немного, но
наверняка все давно уже слушают под дверью. Наслаждаются. Разговоров теперь не
оберешься. И Мурке доложат, конечно, как в прошлый раз доложили, когда он
вместо работы в баню поехал. Зря, зря… И на извинения придется потратить вдвое
больше времени, чем обычно. Теперь надуется, будет рожу кривить, подарков
каких-нибудь потребует.
Вот жизнь! Мечешься, крутишься, здоровье гробишь, башку
подставляешь, а бабы все одно помыкают как хотят.
От этой мысли он вновь пришел в спасительную ярость, пнул
ногой кресло, забежал в кабинет и закричал уже оттуда:
