Жена вошла, принеся с собой запах хороших духов и кофе. Она
была одета “для выхода”, как это называли в каком-то иностранном фильме, и Юрий
Петрович стал торопливо соображать, куда именно они сегодня собирались.
Вскоре выяснилось, что никуда, собиралась одна Юля, без
него.
– Дашка сказала, что она с нами в отпуск не едет! – объявила
жена преувеличенно громко, очевидно, для того, чтобы дочка знала, что в ход
пущена тя??елая артиллерия. – Она желает остаться в Москве и две недели тут
гулять напропалую. Без нас.
Только этого не хватало. Они едва-едва вылезли из предыдущей
истории, в которую попала дочь. Юрий Петрович заплатил кучу денег, чтобы дело
замяли. Замяли, но едва-едва. На финишной прямой.
– Одна она в Москве не останется! – объявил Юрий Петрович
тоже очень громко. – Поедет с нами, и все!
– Интересно, – протянула Дашка, появляясь на пороге.
Хороша она была сверх всякой меры. Просто неприлично хороша.
Вот что делают денежки, презренный металл. Несмотря на всю свою любовь, Юрий
Петрович отлично понимал, что красота его любимых женщин, феерическая и
брызжущая через край, – это просто сложенные воедино усилия многочисленных
профессионалов, а вовсе не дар природы. Зубы, волосы, ангельской красоты лики,
бюсты, задницы – все было подкорректировано, максимально улучшено, местами
видоизменено до неузнаваемости, и результат, надо сказать, был просто
потрясающим.
– Интересно, – повторила Дашка. – Значит, одна я не
останусь? Кто же мне запретит? Ты, папочка?
– Я, Дашенька, – согласился Юрий Петрович. – Я, кисонька.
Так что давай без сцен. С матерью повоевала – и хватит.
На самом деле он не особенно волновался. У него в запасе
всегда был один и тот же, совершенно неотразимый аргумент: если ты не будешь
меня слушаться, я перестану давать тебе деньги. Это всегда срабатывало с
первого раза в отношении их обеих – и дочки, и жены. Как только Юрий Петрович,
в далеком прошлом научный сотрудник Института теоретической физики, это понял,
его жизнь упростилась в десятки раз. Нет, в сотни. Или в тысячи.
Если ты не бросишь этого кретина Пашу, который не дает тебе
заниматься, я перестану давать тебе деньги. Выбирай – новая машина или поездка
в Крым с никому не известной подругой. Юленька хочет новую шубу какого-то
невиданного меха. Юленька получит свою шубу и перестанет приставать с переездом
к нам ее родителей.
Если бы деньги у Юрия Петровича водились всегда, может быть,
он и не сумел бы управлять семьей столь… успешно. Но деньги пришли только в
последнее время, и его девочки еще не забыли, каково это – сидеть на макаронах
с фиолетовыми сосисками и по пять раз носить в починку одни и те же издыхающие
на глазах сапоги. Не забыли, и слава богу!
– Папа, мне не десять лет, чтобы я ездила на курорты с
родителями! Может человек элементарно побыть один?! – начала Дашка, бросаясь к
отцовскому столу. Платиновые волосы разметались по плечам, она нетерпеливо
заправила их за уши. Сирена, одно слово сирена, умилился Юрий Петрович. –
Может?!
– Может, – покладисто согласился Юрий Петрович. – Вполне.
Только если он отдает себе отчет в том, что делает, и не совершает никаких
непростительных глупостей. А все мы отлично знаем, какие глупости ты способна
совершать….
– Ну, папа-а-а! – завыла Дашка, и на глаза ей навернулись
слезы. – Ты до конца жизни будешь меня попрекать, да?! До конца жизни, да?! Ну
и уйду я от вас, живите как хотите, только я тоже человек, я тоже хочу жить
свободно… – Она уже рыдала и по-детски вытирала щеки. Юрию Петровичу было ее
жалко. – Замуж выйду и уйду, это же невозможно!
– Дарья! – прикрикнул Юрий Петрович и взглянул на Юлю. Она
молчала, по опыту зная, что в диалоги отец – дочь лучше не встревать, но Юрий
Петрович увидел то, что она демонстрировала всем своим видом, хоть и молча: она
полностью на его стороне, и это придало ему уверенности.
– В общем, так, – сказал он, поднимаясь из кресла. – Ты
едешь с нами, и точка. То кольцо, о котором ты соловьем разливалась, – покупай,
денег я дам. И больше никаких ссор сегодня. Я устал, у нас проблемы на работе…
Дашка повсхлипывала еще для порядка и закрепления у отца
чувства вины, но ускакала в свою комнату очень веселая – кольцо стоило
совершенно неприличных денег, и выманить их у отца просто так ни за что не
удалось бы. Бедный папочка, он думает, что вертит ими как хочет, а на самом
деле это еще очень большой вопрос, кто кем вертит…
– Что за неприятности? – спросила Юля, когда Дашка хлопнула
дверью в свою комнату. Она всегда принимала или делала вид, что принимает
живейшее участие в делах мужа.
– Да так, – сказал Юрий Петрович вяло. Он подошел к бару и
налил себе виски. Плюхнулся в кресло и стал массировать ноющую коленку. – Нужно
Борису звонить…
– Ого, – произнесла Юля с тревогой. – Ничего себе…
Она знала, что это означает. Крайнюю степень важности.
– Все так плохо?
– Не плохо, а непонятно, – поправил Юрий Петрович, задумчиво
глядя в бокал с виски. – Мне по крайней мере. Может, Борис все знает. Но тогда
странно, что он меня не предупредил. Вот что плохо…
Юля взволновалась не на шутку. Всего, что так или иначе
вызывало угрозу ее материальному положению, она боялась просто до исступления.
Обратно в макароны, сосиски и отпуск по курсовке у нее дороги не было.
– Что же делать, Юра? – спросила она дрожащим голосом. – А?
Ты знаешь, что теперь делать?
– Знаю, – ответил Юрий Петрович довольно раздраженно. –
Сейчас ты уедешь на свой концерт, и я позвоню Боре. Думаю, что он мне
что-нибудь да скажет…
Успокаивать ее у него не было сил. Кроме того, ее паника по
поводу малейших неурядиц действовала ему на нервы. Он всегда знал, что жена ему
не поддержка и не союзник, а предмет роскоши и способ вложения денег.
Интересно, хорошо это или плохо? И почему так получилось? Ведь пока они
бедствовали, это была вполне нормальная, закаленная в сражениях с бытом жена,
не слишком требовательная, не слишком красивая и, кажется, довольно
добродушная.
– Ты езжай, езжай, Юленька, – сказал он рассеянно. – Я еще
подумаю. И не нервничай. Все будет хорошо, я знаю…
Но она не успокоилась.
Весь концерт она прикидывала, что будет делать в случае
серьезных проблем. Иногда такие проблемы в порошок стирали кого-нибудь из
знакомых. Причем целыми семьями, как во времена сталинских репрессий. Когда-то
Юлия Петровна была учительницей истории и обожала точные формулировки. Да,
случалось… Встречались на курортах, в театрах, на дорогих концертах, вроде
этого, на благотворительных балах, рассуждали, куда лучше отправить детей – в
Йелль или все-таки в старый добрый Кембридж, а потом – как будто кто-то стирал
тряпкой со стекла нарисованную там соблазнительную картинку райской жизни –
люди исчезали вместе с детьми, машинами и Кембриджами.
