Вот именно. Он врач, а не депутат, и тем не менее за ним
следили.
– Вы когда-нибудь обсуждали с ним проблемы его… работы?
– Видите ли, – начал Леонид Андреевич и наконец догадался
поставить чашку на стол, – я ведь тоже врач. Это у нас, как бы это сказать,
потомственное, семейное. И Лида врач, терапевт. И Петя…
– Кто такой Петя? – спросил Андрей.
– А… это наш второй сын, Сережин брат… – ответил
Мерцалов-старший. Как-то в одну минуту он растерял весь свой боевой задор и
стал похож на того, кем был на самом деле, – на усталого старика, только что
потерявшего сына. – У нас их двое – Петя и Сережа. Петя на восемь лет младше
Сережи, и он тоже кардиолог. Хирург. Мы часто разговаривали о работе, в этом
вся наша жизнь. Даже по праздникам, когда мы собираемся у Сережи или у нас на
даче, мы всегда разговариваем о наших больных, о проблемах, о начальстве… о
работе, мы не можем без этого, мы этим живем. Но о слежке… Нет, Сережа ничего
не говорил мне ни про какую слежку. Это совершенно точно. А вы?! – вдруг
вскинулся он. – Если вы знали, то какого черта не приняли мер? Почему не предупредили?!
Ведь это катастрофа – смерть такого врача! Это, может быть, медицину на десять
лет назад отбросит…
– Простите, а у вас какая специальность? – перебил Андрей,
не давая возможности Мерцалову углубиться в мысль о том, что в смерти его сына
повинен именно он, майор Ларионов.
– Я… да, я невропатолог… – Леонид Андреевич сел и потер
руками лицо. – А мой отец был военным хирургом. Дед – педиатром, известнейшим…
Основоположник целой школы… Хотя что я вам-то говорю.
– Скажите, вы знали, что Сергей собирался в отпуск? –
продолжил Андрей свои вопросы.
– В отпуск? Н-нет, не знал.
– Почему? Он не предупреждал вас, когда уезжал куда-то?
– Ну, это нас никак не касалось. Конечно, они всегда ездили
за границу, погреться, как Сережа говорит, но мы никогда их не контролировали,
ну собираются и собираются, все как обычно…
– Ваш сын часто совершал какие-нибудь неожиданные поступки?
– Какие, к примеру? – отнимая руки от лица, спросил отец.
– Ну, например, уезжал в отпуск, никого не предупредив…
– Да почему не предупредив? – Леонид Андреевич смотрел на
Андрея, как профессор, которому до смерти надоел неуч-студент. – Он предупредил
бы, если бы уехал! А так… Ему тридцать пять, он почти пятнадцать лет женат, у
него свои дела…
– У него были враги? По крайней мере такие, о которых он
рассказывал?
– Господи, какие враги?! – Леонид Андреевич вытер лоб и
сунул платок мимо кармана. – Ну, у всех врачей есть пациенты, которые ими
недовольны. Есть родственники пациентов, которые, бывает, даже проклинают нас,
но какие же это враги? Это просто больные люди, которым врач ничем не смог
помочь, только и всего.
– У Сергея были такие… – Андрей поискал слово, – активно
недовольные пациенты?
– Ну, были, конечно. И у меня они есть, и у Пети. И у Саши
Гольдина.
Гольдин – зам Мерцалова в институте, вспомнил Андрей.
– Сергей рассказывал вам что-нибудь о них?
– Бывало – рассказывал. По-разному. – Леонид Андреевич встал
и медленно побрел к окну. – Вы хотите, чтобы я назвал вам имена недовольных или
погибших пациентов, а вы побежите и арестуете их? Или их родных?
Он повернулся и посмотрел на Андрея.
– Ничего у вас не выйдет. В клинике у своего сына я не
работал, о его делах ничего не знаю. Помочь, – он приналег на это слово, – я
ничем не смогу.
– Очень жаль, – сказал Андрей. – Где вы были позавчера
вечером, первого сентября, с девяти до двадцати четырех?
– В опере, – ответил Мерцалов-старший с яростной
любезностью. – В Большом театре. Давали “Евгения Онегина”. Билеты сохранились,
я могу их вам показать. Показать?
– Потом покажете, – согласился Андрей, стараясь остаться
хладнокровным. – Ирина в тот вечер вам не звонила?
– Мы имеем обыкновение поздно вечером выключать телефон, –
сообщил Мерцалов-старший. – Мы не можем разговаривать до глубокой ночи.
Слышите, что делается?
За закрытой дверью действительно непрерывно звонил телефон,
и на аппаратике, висящем на кухонной стене, то и дело загоралась красная
лампочка. Звук, очевидно, был выключен.
– Поэтому, если мы поздно возвращаемся откуда-то, а люди
продолжают нам дозваниваться, мы просто выключаем телефон. И все. – Он развел
руками. – Ира ночью до нас не дозвонилась, только и всего. И мы узнали обо
всем, только когда его… – Леонид Андреевич махнул рукой и отвернулся. Голова у
него тряслась.
– А по работе? – осторожно спросил Андрей. – Были у него
враги на работе? Кто-нибудь, кого он несправедливо обошел, или уволил, или не
повысил, или не замечал заслуг?
– Леня! – закричали издалека, и дверь распахнулась. – Леня,
помоги мне!
– Что случилось? – Леонид Андреевич бросился вон из кухни.
Андрей вышел следом.
– О господи, вы все еще здесь, – с отвращением пробормотала
мать Сергея Мерцалова. – Леня, она плачет, и я никак не могу ее успокоить.
Посмотри, пожалуйста, у меня в чемоданчике ампулы и шприцы. Быстрее же, Леня!
Леонид Андреевич метнулся в сторону холла, а Лидия Петровна
Мерцалова приказала Андрею:
– Уходите. Вы же видите, что здесь происходит. Вы все равно
никого не найдете. Мы не станем жаловаться и писать в вышестоящие организации,
мы все понимаем. Считайте, что вы сделали все, что смогли, и убирайтесь.
Это Андрея позабавило.
– Спасибо за заботу, – сказал он вежливо. – С вашего
разрешения я поговорю еще с Ириной Николаевной. И с вами.
– Вы что, не слышали ни слова?! – поразилась Лидия Петровна
и крикнула: – Леня, ну скорее же! Я не разрешу вам ни с кем разговаривать. И
сама не буду.
– Мне не нужно ваше разрешение, – холодно сказал Андрей. –
Позвольте, я пройду.
– Слава богу, – не обращая на него никакого внимания,
вскрикнула Лидия Петровна и вырвала из рук мужа небольшой щегольской саквояж. –
Загляни потом, ладно?
Проводив ее глазами, Андрей вернулся на кухню.
Она странно вела себя, эта женщина. Как будто не она только
что потеряла сына. Так хорошо владеет собой? Такой сильный характер?
Ему было неприятно, что она будет колоть чем-то Ирину
Мерцалову.
Но это же глупость, сказал он себе. Глупость?
В дверь позвонили, и Леонид Андреевич, возникший было на
пороге кухни, вновь исчез в сумрачных глубинах квартиры. Андрей вышел в
необъятный коридор.
