Сколько книг. И картин. И как все приспособлено для жизни.
Как хорошо, как свободно, наверное, здесь было жить. И никто не смел ничем
распоряжаться, кроме хозяина. И как в один день все изменилось.
– Ну что? – спросил из коридора быстрый мужской голос. – Как
тут у вас? В институте просто конец света.
Леонид Андреевич что-то отвечал, слов Андрей не разобрал.
– А царевна Несмеяна? Рыдает? Ну конечно, рыдает, что же ей
еще делать… А вы с маманей утешаете, значит? Понятно…
Дверь из холла широко, по-хозяйски распахнулась, и молодой
мужчина в длинном плаще спросил с ходу:
– Вы кто?
– Майор Ларионов, – сказал Андрей. Ему становилось все
интереснее и интереснее. – А вы, как я понимаю, Петр Мерцалов?
– Вы верно все понимаете, – сказал мужик и, стягивая плащ,
прошагал мимо Андрея в комнату. – Садитесь, – пригласил он, простирая руку на
диван, – потолкуем.
* * *
– Клава, что с рукой-то у тебя? – спросила заведующая
озабоченно. Она пила чай и заедала его сладкой липкой конфеткой под названием
“Коровка”. На вытертом до зеркального блеска столе перед ней лежали какие-то
бумаги. Даже обедая, она работала и, даже работая, умудрялась замечать все, что
происходило вокруг нее. Уникальная женщина.
– Ничего особенного, – улыбаясь от нежности к начальнице,
сказала Клавдия. – У меня вчера вечером на лестнице вырвали сумку.
– Да что ты?! – ахнула Варвара Алексеевна, не донеся до рта
остаток “Коровки”.
– Нет-нет, – заторопилась Клавдия. – Это просто удивительно,
но все обошлось. Они мне ее вернули.
– Как вернули? – не поняла заведующая.
– Да так, вернули, и все. – Клавдия улыбнулась. – Через две
минуты соседка на лестнице ее нашла, ну и позвонила мне в дверь. Я как раз
рыдала около двери…
– Пустую вернули? – уточнила заведующая.
– В том-то и дело, что со всем содержимым! Правда, там содержимого
было всего ничего – тридцать рублей денег, проездной и очки…
– Клава, ты рассказываешь какие-то сказки, – решительно
сказала заведующая. – Точно у тебя из сумки ничего не пропало?
– Точно, – подтвердила Клавдия. – Я сама поначалу не поняла
ничего. Все цело. Даже кошелек.
– Господи боже мой, – пробормотала заведующая, – ну и дела!
А рука?
– У меня ремень был на руку намотан. Для верности. Ну… и
дернули за кисть…
– Болит? – с сочувствием спросила заведующая.
– Болит, – призналась Клавдия.
Всю ночь эта распроклятая рука не давала ей спать. Ныла и
ныла. Пришлось в конце концов прибегнуть к решительным мерам и помазать ее
“Финалгоном”. Кисть сразу стала гореть, и пчелиный яд, составная часть этой
дьявольской мази, к утру сжег всю кожу. Теперь рука выглядела так, как будто
Клавдия некоторое время варила ее в кипятке. Но внутренняя – мышечная, как
определила Клавдия, – боль немного утихла.
– Странная какая-то история, – задумчиво сказала заведующая
и доела конфету. – Очень странная. Первый раз о таком слышу. Может, они тебя
пожалели, увидев, какие богатства ты в сумке носишь?
– Пожалели? – усомнилась Клавдия. – Воры?
– Варвара Алексеевна, в торговый зал, к телефону! – хрипло
возвестил селектор голосом заместительницы Натальи Васильевны.
– Может, домой тебя отпустить? – спросила заведующая,
поднимаясь. – Полдня впереди. Как ты с такой рукой до конца доработаешь?
– Доработаю, Варвара Алексеевна, – перепугалась Клавдия.
Домой ей совсем не хотелось. Что она станет там делать?! Лежать, изнывая от
скуки, страха и боли в руке?! – Конечно, доработаю!
– Ну, смотри сама, – сказала заведующая. – А то я отпущу…
– Спасибо вам большое! – поблагодарила Клавдия. – Спасибо!
Практикантка Настя, сидевшая спиной к ним за соседним
столом, негромко, но выразительно фыркнула, демонстрируя свое полное презрение
к подхалимажу, которым занималась Клавдия.
Стоя Клавдия допила чай и вернулась на свое рабочее место.
Соглядатай был при ней – она увидела его с утра на собачьей
площадке перед своим домом и потом у аптеки, выглянув в залитое дождем окошко.
Диму, которого обещал прислать Андрей, она не заметила. Может, не приехал еще,
а может, прячется лучше, чем эти двое…
Со вчерашнего дня, после этого нелепого похищения сумки,
Клавдия стала чувствовать приближение какой-то беды. Этому своему чувству, как
и зрительной памяти, она доверяла беспрекословно. Как будто в позвоночнике у
нее, кроме обычного набора костей и нервных узлов, присутствовал еще какой-то
специальный индикатор, настроенный на улавливание приближающейся опасности.
Не зря у нее утащили сумку. Им было нужно что-то
определенное, чего в этой сумке не было, а остальное их не интересовало. А
может быть, пришло время переходить к более решительным действиям, и они
перешли.
Да, но зачем?! И кто они?! И при чем здесь она, Клавдия
Ковалева?!
Финка была пристегнута к щиколотке специальными кожаными
ножнами. С детдомовских времен ремешки ножен стали ей тесны, хотя она и
застегнула их на самую последнюю дырку, и противно натирали кожу под джинсами.
Придется пока походить в штанах. Вряд ли заведующая Варвара Алексеевна с
пониманием отнесется к набранной из цветных колец ручке ножа, торчащей из-под
юбки Клавдии Ковалевой.
Клавдия усмехнулась.
Не стоило даже ломать голову, кому она могла понадобиться и
зачем, потому что она никому и ни за чем не могла понадобиться.
Надвигалось что-то ужасное, клубящееся испепеляющими чужими
эмоциями, ненавистью, страстью. Оно было уже рядом, приближалось и приблизилось
настолько, что Клавдия чувствовала, как чужое дыхание шевелит волосы у нее на
затылке. Словно перед бурей, когда все живое стремится забиться в укрытие,
Клавдия осталась в полном одиночестве на самом открытом месте, уверенная, что
бежать уже поздно. Или бесполезно. Оставалось только одно – наблюдать
приближение этого чудовищно опасного, не рассуждающего, яростного и, время от
времени закрывая от страха глаза, просить кого-то, чтобы он оставил ее в живых…
Под правой рукой зазвонил телефон, и Клавдия моментально
взяла трубку, пользуясь тем, что ни один из покупателей еще не решил, что
именно нужно купить для спасения своего драгоценного здоровья, и все они пока
что с умеренным интересом рассматривали витрины.
– Аптека, – сказала Клавдия в трубку.
– Ковалеву, пожалуйста, – отчетливо произнес в трубке низкий
мужской голос. Совсем незнакомый.
