О чем именно думал в этот момент майор Ларионов, Игорю и
Ольге так и не удалось узнать.
Дверь распахнулась, и в нее влетел Димка, тараща черные
квадратные глазищи.
– Вы что? Уже посовещались, да? – спросил он быстро. – Там
пробка ужасная, на Тверской. Мэр, что ли, едет…
– Куда едет? – спросила Ольга ласково. Ей нравилось
подкалывать Димку. – Он тебе не сообщил?
Дима посмотрел на нее и попытался принять более
респектабельный и равнодушный вид.
Он спешил, метался из ряда в ряд, даже на встречную полосу
выезжал, он очень боялся, что они его… обойдут. Он приехал, и выяснилось, что
они на самом деле обошли. Он им совсем не нужен.
Да что же за жизнь такая?!
– Димыч, не переживай! – сказал вдруг майор Ларионов. – Мы
тебе сейчас все изложим.
– Можно я? – попросила Ольга и, как в школе, подняла руку. –
Димочка, отвези меня домой вместо противного Сорокина. Я тебе по дороге все-все
расскажу. И может быть, даже что-нибудь покажу…
– Ольга, отстань от него, – приказал Андрей. – Ну что там,
Дима?
– Все, как вы сказали, – четко отрапортовал Димка. – И у
аптеки весь день караулили, и у дома. Номер машины я записал, приметы
соглядатая тоже.
Андрей Ларионов посмотрел на Диму долгим и непонятным
взглядом, потом повернулся спиной, прошагал к окну и выругался столь
замысловато и длинно, что никто даже не посмел улыбнуться.
* * *
На ужин все-таки пришлось есть капусту. В последнее время
Клавдия экономила изо всех сил.
Во-первых, надвигался день рождения Елены Васильевны
Ларионовой, а к этому дню Клавдия непременно покупала какой-нибудь настоящий
подарок, а не просто тортик или шампунь. Во-вторых, ей угрожала покупка зимней
куртки. Клавдия надеялась, что еще сезон протянет и старая, но, вытащив ее из
гардероба в середине лета, чтобы просушить на солнышке, Клавдия пришла в полное
уныние. Пока внутри ее помещалась сама Клавдия, куртка выглядела как некое
подобие человеческой одежды, а на вешалке смотрелась просто кучей старого
выцветшего тряпья.
Господи, где взять денег, чтобы хватало на все, хотя бы
понемножку?! Но когда ты одна на свете, и помощи ждать неоткуда, и никто
никогда, даже при самых крайних обстоятельствах, не заплатит вместо тебя за
квартиру, телефон, свет, проездной на метро и мешок картошки на зиму – поневоле
придется налегать на капусту.
Конечно, Клавдия шила, и очень даже неплохо. В детдоме всех
девочек учили шить. Но ведь ботинки, джинсы, колготки и лифчики не очень-то и
пошьешь.
Куртку тоже, конечно, можно сшить, но тут надо хорошенько
прикинуть, что дешевле выйдет – готовая куртка на рынке или ткань, подкладка,
“молния”, ватин или чем еще их утепляют, купленные по отдельности… Ну и ладно,
пусть будет капуста, зато фигура у нее, как у шестнадцатилетней девочки. Ничего
лишнего. Интересно, хорошо это или плохо? Нет, стройность и изящество – это
прекрасно, а острые углы, например? У Клавдии полно острых углов. Ей даже в
бане однажды сказали: “Девушка, что это у вас с позвоночником?! Кости-то как
торчат!” Что делать с костями, которые торчат? Куда их спрятать и как?
Клавдия уныло жевала капусту и косилась на телефон.
Конечно, она уже позвонила. Она сразу же позвонила, как
только вошла в квартиру. Андрея дома не было.
– Он так рано никогда не приезжает! – сообщила ей Танька,
которая перезвонила ровно через пять минут после того, как она положила трубку,
и первым делом спросила, пообщалась ли уже Клавдия с Ларионовым. – Ты ему после
девяти звони. Ну, и я со своей стороны, как водится, тоже сделаю все, чтобы
оказать помощь и поддержку братским народам, оказавшимся перед лицом…
– Танька, прекрати! – Клавдия хохотала и не могла
остановиться. – Что ты разоряешься?
– Я не разоряюсь, а выражаю готовность помочь, – пояснила Таня.
– Ну что, сумку сегодня не выхватывали?
– Сегодня нет, – похвалилась Клавдия. – Сегодня не
выхватывали.
– Странно, – сказала Танька. – На самом деле я думаю, что
центр всех криминальных разборок переместился на третий этаж твоей “хрущевки”.
Ты смотрела фильм с Аленом Делоном “Троих надо убрать”?
– Танька, отстань от меня! – возмутилась Клавдия. – Что ты
пристала?! Я и так весь день в окно выглядывала вместо того, чтобы работать, а
завтра мне еще в налоговую пилить. Представляешь, радость какая?
– Представляю, – сказала Таня. – Уж это всем радостям
радость. Скажи мне, Ковалева, как на духу, страх тебя обуревает?
Несмотря на то, что Танька кривлялась и разговаривала в
обычной для себя манере, Клавдия расслышала в ее голосе беспокойство.
– Почему ты решила, что я боюсь? Вчера ты меня сама
убеждала, что это какая-то глупая ошибка…
– А сумка? – спросила Таня. – Я тут подумала на досуге и
решила, что сумку они у тебя неспроста утащили.
– Почему ты думаешь, что это они? – не сдавалась Клавдия. –
Может, просто мальчишки баловались?
– Ну да, а потом благородный Робин Гуд подбросил ее на
площадку вместе со всем содержимым. Нет, Клавка, тут что-то сложнее.
Договорившись созвониться после разговора с Ларионовым, они
попрощались на время, и Клавдия принялась за свою капусту.
Как раз сегодня вечером она ничего не боялась. Она и о
соглядатаях-то не думала. Она думала только о том, как через полчаса позвонит
Андрею и будет с ним разговаривать. Может, даже не одну минуту, а целых… две.
Или три. И он даже не скажет ей, что очень хочет спать, поэтому, если тебе
нужна Таня, позвони завтра, часа в четыре. Так он всегда ей говорил.
Она доела капусту и улеглась на диван, прикрывшись пледом,
переделанным из старой пальтушки. Этот так называемый плед был коротковат и
ворсист, зато получился изумительной красоты. Клавдия им очень гордилась.
Сеня показывал новости, и они были ужасны. На юге стреляли,
на севере замерзали, на западе сидели без горючего, а на востоке еще и без
электричества. В Думе препирались, в Кремле меняли фаворитов, в правительстве
ждали очередной отставки, и – что самое печальное – это не имело ровным счетом
никакого отношения к жизни.
Ни в Думе – господи, какой идиот придумал назвать так эту
стаю пробивных, нахальных, зубастых, вечно голодных волков? – ни в
правительстве, ни в Кремле никто и не подозревал о том, что где-то там
далеко-далеко копошится какое-то месиво, называемое народом. Все они привычно
спекулировали этим словом, но что оно означает, похоже, так никто и не смог
определить, да им это было и не нужно. Зачем? Им и так хорошо. Вот грянут
какие-нибудь выборы, тогда они все дружно начнут заливаться слезами умиления и
любви к этому самому народу, и народ послушно посадит их на свой тощий
костистый хребет и повезет дальше. А они оттуда будут время от времени трясти у
него перед носом толстой кормовой морковью и нахлестывать по заднице кожаным
арапником, сплетенным из худосочных пенсий, цен на бензин, налогов на убогие
зарплаты…
