И чемодан, и костюм принадлежали брату Павлику, который,
когда Дима попросил его подкинуть на время каких-нибудь вещей поприличней,
привез целый узел барахла, вывалил его на Димин диван и сказал – пользуйся.
Брат Павлик к вещам был патологически равнодушен, покупал их только для того,
чтобы, как он выражался, “поддерживать статус-кво” на всяких-разных
бизнес-мероприятиях.
Костюм и чемодан понадобились Диме для визита в контору
“Интер трейдинг”, заправлял которой не вовремя смывшийся Евгений Васильевич
Бойко. В отличие от закосневших на работе коллег, Дима был абсолютно уверен,
что врача убил именно он. Иначе чего бы ему было в бега кидаться?!
Майор Ларионов сказал, что в бега он кинулся скорее всего
потому, что, возможно, знает убийцу. Или подозревает кого-то. Вот Ольгуня
сегодня по Институту кардиологии с его фотографией походит, и станет ясно – он
приходил к Мерцалову третьего августа или не он.
Дима был точно уверен, что он, но Димина уверенность, к
сожалению, еще ничего не доказывает.
В “Интер трейдинге” конспиратор Дима с ужасом вспомнил, что
забыл про самую главную деталь маскарада – мобильный телефон. Вряд ли Павлик
дал бы ему свой мобильный, потому что он сам трепался по нему каждые полчаса,
но все-таки нужно было попросить.
К счастью, на отсутствие такой важной детали никто, кажется,
никакого внимания не обратил.
В конторе царила некая паника.
Дима изложил менеджеру целую историю о том, что хотел бы
попробовать вложить деньги в какие-нибудь ценные бумаги, котирующиеся сейчас на
бирже, но менеджер его едва слушал.
Диме было обидно, потому что он весь вечер потратил на
добычу сведений о ценных бумагах у своего давнего приятеля, который уже года
два работал брокером и в ценных бумагах все понимал.
В конце концов Дима не выдержал и спросил, что случилось.
– Да понимаете, наш генеральный сейчас в командировке, –
доверительно сообщил менеджер, – а мы только что узнали, что умер один наш клиент.
Сердце… Он председатель одной благотворительной организации, которая тоже
вкладывала деньги в ценные бумаги.
– Крупный клиент? – спросил Дима, и в тоне его чувствовалось
корпоративное сочувствие.
– Крупный, – согласился менеджер с тоской. – Крупный и…
давний. И генеральный, как назло…
– А что за фонд? – спросил Дима. – Известный?
– Довольно известный, – согласился менеджер. – “Русский
меценат” называется, Они всякие благотворительные акции проводят, концерты…
Слышали, наверное, да?
– Какие солидные у вас клиенты, – сказал Дима, не имевший ни
малейшего представления – солидный клиент фонд “Русский меценат” или нет.
Менеджер польщенно улыбнулся и предложил Диме ознакомиться
со всеми возможными вариантами обогащения с помощью ценных бумаг. Чувствовалось,
что ему до смерти хотелось выбежать из комнаты и наконец поговорить с
кем-нибудь обо всех невиданных и неслыханных событиях.
Вооружившись десятком различных рекламных бумажек о
деятельности компании “Интер трейдинг”, Дима вышел из бетонно-стеклянного офиса
и втиснулся в телефон.
– Игорь, – сказал он, когда Полевой снял трубку, – а майора
нет?
– Вечером будет, – сказал Полевой. – Передать чего?
– Основной клиент нашего друга Бойко, – сказал Дима, пытаясь
говорить так, как всегда говорил майор, – помер от сердечного приступа. Вчера.
Какой-то благотворительный фонд “Русский меценат”. Знаешь такой?
– Не-а, – сказал Игорь. – Да это очередная
отмывочно-полоскательная контора скорее всего.
– Как ты думаешь, сходить мне туда?
– Куда? – не понял Игорь. – В фонд?
– И в фонд, и к этому, который помер. Проясню, от чего он на
самом деле помер…
– Попробуй, – сказал Игорь задумчиво. – Попробуй. Вот
интересные дела, а? Еще и меценат помер… Только когда пойдешь, придумай
чего-нибудь поумнее, ладно? В том смысле, зачем пришел и все такое.
– Ладно, – сказал Дима, слегка уязвленный. – Придумаю.
Он повесил трубку, кое-как вылез из будки и вытянул за собой
портфель. Эта деталь мужского туалета очень мешала ему. Он не знал, как с ней
обращаться, и все время боялся где-нибудь ее оставить. Мама надерет ему уши,
если он потеряет этот треклятый портфель. Подумав об этом, он засмеялся и пошел
к машине. Адрес благотворительного фонда “Русский меценат”, записанный на
бумажке, лежал у него в кармане.
* * *
Дача Сергея Мерцалова в Ильинском ничем не отличалась от
окружающих ее, точно таких же “новорусских” домов.
Красный и розовый кирпич, башенка с флюгером, стеклопакеты,
матовые шары фонарей вдоль желтой дорожки, засыпанный листвой газон. Дождь
шуршал по опавшим листьям, барабанил в крышу Андреевой машины, поливал забытого
на лужайке пластмассового коня.
При виде этого коня у Андрея стало противно в животе и очень
захотелось курить.
Ворота были открыты настежь, но на участок майор Ларионов
заезжать не стал, оставил машину по ту сторону забора.
Может, все-таки покурить, пока его никто не заметил, подумал
он воровато. Или воздержаться?
Дверь распахнулась, и он увидел Ирину Мерцалову.
– Здравствуйте, – сказала она сквозь дождь. – Проходите.
Он был уверен, что женщина не может выглядеть страшнее, чем
выглядела Ирина Мерцалова в тот первый день, когда Андрей ее увидел. Оказалось,
что может. У нее было даже не бледное и даже не синее, а изжелта-зеленое лицо с
коричневыми тенями вокруг глаз и висков. Как будто за два дня она заболела
какой-то тяжелой болезнью, и эта болезнь вот-вот убьет ее. Волосы заложены за
уши, как у девочки из приюта. Свитер болтался и шевелился на ней так, как будто
внутри его никого не было.
– Что же вы остановились? – спросила она. – Дождь ведь.
Проходите в дом.
Он остановился потому, что ему было страшно. Страшно
смотреть на нее, страшно разговаривать, страшно думать о том, что будет с этой
женщиной дальше.
– Я иду, – сказал он глухо, – спасибо.
Он долго снимая ботинки в просторной передней. Такая вдруг
навалилась тоска, что он никак не мог с ней совладать.
– Кофе будете? – спросила она издалека. – Впрочем, зачем я
спрашиваю…
– Ирина Николаевна, – сказал Андрей, и собственный голос
показался ему фальшивым от избытка сочувствия. – Я не смог вчера поговорить с
вами потому, что ваша свекровь….
– Лидия Петровна – человек мнительный, – перебила Ирина. –
Как большинство врачей. Если вы хотите спросить, не свихнулась ли я, то нет, не
свихнулась. Садитесь. Я только забыла, как вас зовут.