Поминутно оглядываясь и обливаясь потом, молча, они
проворно, как кошки, полезли по прутьям наверх.
Сердце разрывалось в горле. Еще чуть-чуть, и разорвется
совсем. И ни один врач, пусть даже Елена Малышева, не сможет заново сшить его!
— Что здесь происходит? Черт возьми, что это такое?!
Марина перенесла ногу через верхнюю перекладину и посмотрела
вниз. Под воротами, вытаращив глаза и задрав голову, стоял Федор Федорович
Тучков Четвертый.
— Федор, что там такое?! — изумленно спросили с корта.
Он на секунду оглянулся, ничего не сказал и опять повернулся
к сетке, на которой застряла Марина. Юля спрыгнула, а Марина застряла.
Что-то случилось с ней в тот момент, когда она его увидела —
кепка козырьком назад, шорты, майка, на лице несказанное изумление. Оно было
больше лица, не помещалось на нем.
— Марина, черт тебя побери, что ты делаешь?! Юля, что
случилось?!
— Ни… ничего, — тяжело дыша, выговорила спрыгнувшая на
асфальт Юля. — Мы просто бежали… на время… а… потом… испугались…
Выговорив, она наклонилась вперед и уперлась ладонями в
колени, как будто не могла больше стоять прямо, а Марина поняла, что с этих
самых ворот слезть никогда не сможет.
Ни-ког-да. Никогда.
— Куда вы бежали?! Что значит — на время?! Вы что?!
Бредите?! Марина, слезай немедленно! Сейчас же! Слезай, кому я говорю!
Марина закрыла глаза и из последних сил уцепилась пальцами
за рифленый чугунный прут. В голове шумело, во рту было так сухо, как будто она
неделю провела в пустыне, и что-то текло по боку, но, кажется, не вода.
— Марина!
— Я не могу, — пробормотала она и услышала себя как будто со
стороны. — Я не могу слезть… Никак не могу.
К Федору подошел еще кто-то, задрал голову и тоже стал
смотреть. Марине внезапно стало очень больно, так больно, что пресеклось
дыхание, и больно было везде, и в пальцах, и в животе, и в боку, по которому
все что-то текло.
— Так, все ясно.
Это Федор сказал. Марина не открыла глаз, потому что знала —
как только она их откроет, ее вырвет.
Что-то сильно грохнуло об асфальт, ворота затряслись, и она
еще подумала, что Тучков Четвертый решил стряхнуть ее на землю, как грушу.
Мысли были медленные и холодные, как мельничные жернова.
— Марина.
И внутри тоже было холодно. Наверное, пока она сидела на
воротах, началась зима.
— Марина, открой глаза и посмотри на меня. Давай. Открывай.
Он же не знал, что она не может открыть глаза!
— Марина.
— Федор Федорович, помочь?
— Марина.
Будь что будет! Она открыла глаза, и странно расплывающееся
зрение не сразу сфокусировалось на кепке Тучкова Четвертого, которая оказалась
почему-то очень близко.
— Хорошо. Теперь давай руку. Давай мне руку.
Какую руку? Марина понятия не имела, где у нее эта самая
рука.
Тогда он сам неизвестно как отцепил ее намертво прикипевшую
к чугунному пруту руку, а потом вторую, и она стала стремительно съезжать вниз,
но почему-то не упала, кто-то ее подхватил, поддержал, и оказалось, что это
Федор.
— Что случилось, я не понял?!
— Мы бежали и упали. — Это сказала Юля. Голоса доносились к
Марине издалека и с некоторым опозданием.
— Куда вы бежали?!
— По лесу.
Тогда Федор Тучков отчетливо выговорил:
— Идиотки.
И они куда-то пошли. Шли довольно долго и тяжело, с каждой
минутой становилось все тяжелее, как полякам, увлекаемым в болото Иваном
Сусаниным. А потом пришли и оказались в совершенно незнакомом месте. Чем-то оно
напоминало Маринин санаторный номер, но это был точно не он.
— Где ты так разодрала бок?! Ты что? Куда тебя несло?!
Зачем?!
— Я спасалась. — Зубы стучали сами по себе, словно это были
не ее зубы.
— От кого, черт возьми?!
— От Павлика. Он хотел меня застрелить из пистолета.
Теплая жесткая ладонь — Марина отлично помнила желтые
бугорки мозолей — легла на ее холодный лоб.
— Почему он хотел тебя застрелить?
— Потому что я его видела в беседке.
— Что он там делал?
На этот простой вопрос она не могла ответить.
— Он там… стоял.
— Ясно. Снимай майку.
Марина послушно сняла ее.
— А это что?
— Где?
— Вот это все.
Марина скосила глаза вниз. На коже были неровные красные
бугристые вздутия — много.
— А, это крапива.
— Ты что, валялась в крапиве?
— Н-нет. Я сквозь нее лезла.
— Куда?
— В беседку.
— Боже, помоги мне, — вдруг сквозь зубы попросил Федор
Тучков. — В какую беседку?
— В еловой аллее есть беседка. Туда зашел Павлик. Мы с Юлей
решили подкрасться и посмотреть, что он там делает. Он нас заметил и погнался.
Мы… еле успели убежать. У него был пистолет. Я думала, он меня убьет, это он
тут всех убивает…
— Кого — всех?
— Людей.
— Вадим упал с лошади.
— Зойка сказала, что просто так лошадь никого сбросить не
может. Это еще нужно проверить, сам он упал или ему кто-то помог.
— Какая Зойка?
— С конюшни.
— Держи руку и не прижимай ее к боку.
— Почему?
— Потому.
Никогда в жизни профессора Марины Евгеньевны Корсунской не
было человека, который на вопрос «почему?» мог ответить «потому». Впрочем,
Федора Тучкова она тоже сегодня исключила из своей жизни навсегда.
Что-то зашуршало, звякнуло и полилось. Держать руку на весу
было трудно.
— Положи вот так. Только к боку не прижимай.
Откуда он узнал, что ей трудно?
