– На, возьми!
Голос прозвучал так близко, что Андрей вздрогнул.
Рядом стояла та самая брюнетка. Как она тут оказалась? Он же видел, как разрисованная «ауди» рванула с места и свернула к Пушкинской площади. Обладательница иссиня-черной шевелюры и алебастрового лица протягивала то ли куртку, то ли плащ.
– Бери, бери!
В ярко-зеленых глазах дарительницы Шахов прочел брезгливую жалость.
– Художник, который мейк ап моей малышке делал, забыл. Я ему потом новую куплю.
Это было похлеще «дохляка».
– Извините, обноски не ношу. – Шахов постарался, чтобы голос звучал ровно. – Даже с плеча великих художников, которые ради куска хлеба малюют машины богатым девочкам.
– Подумаешь! – фыркнула красотка. – Пять минут, как из канализации вылез, а гонору! Да пошел ты знаешь куда!
– Догадываюсь.
– Урод вонючий!
Черноволосая леди так саданула дверкой машины, что Андрей зажмурился. В памяти всплыло любимое выражение Макса: «Дай людям только раз почувствовать твою слабость – всю оставшуюся жизнь будешь получать дверью по морде».
– Макс… Да, Макс… С ним эта сучка так бы не разговаривала… – бормотал Шахов, шагая по Большой Бронной. – И обноски бы не предлагала… бегала бы вокруг, причитала, в машину посадила и к себе повезла… Ванну бы своими ручками набрала и спинку потерла… Да она бы на него никогда в жизни не наехала! Издалека бы заметила, притормозила, посигналила… И та, что в метро, плечиком бы не дергала… Эти сучки его всегда замечают, они его по запаху чуют… И сразу на все готовые…
Навстречу шли люди, Андрей толкал кого-то плечом, со злорадством представляя, какие следы остаются от соприкосновения с его грязной курткой на светлых плащах и пальто.
Однако перед спуском в метро «кожушок» все же снял, оставшись в толстом свитере-самовязке. Куртку свернул подкладкой наружу. Когда на «Волжской» вышел на поверхность, одежку брезгливо встряхнул, но облачиться не решился, так и пошел в одном свитере под пронизывающим ветром, впечатывавшим между вязаных сот крошечные комочки мокрого снега.
У своего подъезда слегка замедлил шаг: зайти переодеться или прямо вот так, в одном свитере, с грязной курткой в руках, заявиться к Кате? Решил, что домой заруливать не будет. Уже почти полночь, и Катя извелась в ожидании известий. На разговор с ней уйдет не меньше получаса, а ему еще надо посмотреть кое-какие документы перед завтрашним собранием у руководства. Так он сказал самому себе, приказав заткнуться внутреннему «я», у которого была совсем другая версия. Да, он, Шахов, действительно хотел предстать перед Катей измученным, грязным и несчастным, чтобы Гаврилова поняла, на что он готов ради друга и вообще ради тех, кого любит. Какой он мужественный и бесстрашный.
Эпизод с наездом он, конечно, опустит – скажет, что, опаздывая на встречу, решил сократить путь и один из подземных участков ему якобы пришлось преодолевать ползком. Про полчаса, которые намерен провести у Кати, Шахов тоже себе врал – он был почти уверен, что останется у нее на ночь.
Катя, естественно, не спала. Увидев Андрея, засуетилась:
– Ты что, шел так от самого метро? Ты же простудишься! Немедленно в ванну! Нет, давай, пока она набирается, я тебе таз с горячей водой принесу: сейчас главное – ноги прогреть! Бабушка говорила: самое верное средство против простуды – ноги в кипяток с горчицей!
– Кать, ну какие тазики?! – попытался изобразить досаду Андрей.
Получилось не слишком убедительно: руками всплеснул, голос повысил, нетерпения в него добавил, а внутри-то все бурлило от радости: Катя суетится вокруг, даже не спросив, видел ли он Макса!
А то, что удержать в себе вопросы: «Он жив? Здоров?» – ей удается с трудом – так ведь этого можно и не замечать.
О Максе Андрей заговорил сам, когда Катя вернулась на кухню:
– У Макса все нормально. На здоровье не жаловался, голодать не голодает, знакомствами новыми обзавелся. Мне кажется, ему там даже нравится.
– Нравится?! – ужаснулась Катя и пошла в атаку: – Ты о чем? Как там может нравиться?! Он же под землей – ты что, не понимаешь? Как будто в могиле, только огромной!
– Ну, тогда уж в гробнице. Причем довольно комфортной. Я ж там был – видел.
Катя его слова восприняла как упрек.
– Прости. Это нервы.
Разъяренная дикая кошка вмиг спрятала коготки и стала домашней муркой, готовой и бочком о ноги потереться, и в глаза жалобно позаглядывать, лишь бы хозяин не сердился.
– А в милиции? Что сказали в милиции?
– Да ничего, – помотал головой Шахов. – Все по-прежнему: Макс единственный подозреваемый.
– Но они что-то делают? Другие версии прорабатывают? Ну не может же быть такого, чтоб настоящего убийцу никто не видел! В метро ночью всякие работы ведутся: дворники ходят, путейцы… или как их там? Которые рельсы проверяют…
– Дефектоскопщицы, – подсказал Андрей и внутренне вздрогнул, опасливо взглянул на Катю: не заметила ли?
Не заметила. Продолжая кружить по кухне, спросила:
– А в милиции ты про это не сказал? Ну, чтобы они всех, кто со среды на четверг в ночную смену выходил, опросили…
– Думаешь, они сами не догадались? – нервно ухмыльнулся Андрей. – Наверняка уже всех через допросы прогнали, и не по одному разу. Значит, нет ничего, за что бы можно было зацепиться.
– Что же делать?! – даже не закричала, а завыла Катерина.
Андрей отвел глаза в сторону:
– Не знаю.
Спустя час, лежа на узком диванчике в Катиной гостиной, он смотрел в потолок и пытался сам себе ответить на вопрос: когда, в какой момент он решил не отдавать Витьку написанную каким-то подземным чудиком бумажку? Когда шел по Патриаршим? Нет, тогда он про сложенные вчетверо листки во внутреннем кармане куртки даже не думал. Когда, уже выбравшись из-под машины мажорки, несся к «Пушкинской»? Да, наверное… Принял решение, но сам еще об этом не знал. А понял, когда сказал «дефектоскопщицы» и вздрогнул. Показалось, что выдал себя.
Вдруг Андрей резко сел на постели. В голове пронеслось:
«А если менты выйдут на этих теток сами? С Макса снимут обвинение, он вернется и узнает, что я бумагу не отдал… Вряд ли. Менты сейчас уверены, что девчонку убил Кривцов, ничем другим не занимаются, только его ищут. А Витек?»
При воспоминании о Милашкине Андрей похолодел.
«Связь-то через него. Макс пару дней подождет, а потом опять кого-нибудь к Витьку с запиской пошлет. А в записке спросит, что там с показаниями, которые он мне передал?»
Пальцы судорожно вцепились в пододеяльник, и, как давеча Катерина, только тихо, почти про себя, он провыл:
– Что же делать?!
Злые слезы брызнули из глаз. Шахов с силой шарахнул себя кулаком по колену – если б одеяло не смягчило удар, там наверняка остался бы синяк.
