Петрович потер костяшками пальцев веки и, устыдившись своей сентиментальности, отвернулся к тумбочке. Налил в стакан воды из чайника, сделал два глотка. Потом продолжил:
– А к Нине Андреевне, у которой и так всегда почет был и за ее работу, и за мужа погибшего, вообще как к героине относиться стали. Многие допускали, что про Сталина не вранье, а значит, это она, Нина Андреевна, метро спасла.
В комнатушке повисло молчание. Но не тяжелое, неловкое, а, наоборот, объединяющее всех троих в какой-то прочный, незыблемый союз.
– А ты фотографии-то Петровичу показал? – спохватился Андрей.
– Не-е-ет, – протянул Макс и торопливо достал из рюкзака коричневый конверт.
С минуту в комнате раздавалось только легкое чпоканье – звук разлепляющихся после поцелуя губ издавали слипшиеся фотографии.
– Что я вам скажу? – Петрович приосанился и глянул на друзей не то что свысока, но покровительственно. – Тут вам надо к Вилетарию Михайловичу.
– А кто это?
– Есть в Москве один человек, очень метро интересуется, всякие материалы собирает, факты, ну и небылицы или, как их называют, легенды. Не без этого…
– Про полуметровых крыс, что ли? – ухмыльнулся Шахов.
– Это уж совсем ерунда. Бред натуральный. Говорю твердо. Потому как сам столько лет поезда по тоннелям водил, но никаких чудовищ не видел. Обычные крысы и мыши – это да, этого добра полно. Но все нормального размера, как и положено. Сколько их ни травят, все равно и по тоннелям бегают и, бывает, на полотно у платформы вылезают. Куда деваться-то! Подземелье и есть подземелье, считай, подвал, а грызуны всегда по таким местам кучкуются… Не, Вилетарий человек ученый, не энлэошник какой-нибудь… Он совсем другие истории собирает. Такие, что в передачу «Очевидное – невероятное» можно поставить.
– А вы с этим… с Михалычем про свою встречу говорили? – спросил Макс.
– Нет. – Петрович запустил пятерню в сальные волосы и почесал макушку. – Была поначалу такая мысль. Но не стал. На меня и так в коллективе с опаской смотрят, приметы помешательства ищут, еще не хватало, чтоб и в научной среде…
Петрович взглянул на часы – не таясь, не деликатничая, впрямую намекая, что ему пора за работу.
– Степан Петрович, – заторопился Макс. – Я понимаю, вам не хочется возвращаться к тому разговору. Про Нину Андреевну… Но давайте попытаемся рассуждать здраво. Вот вам она могла привидеться, померещиться, потому что вы ее знали. Какой-нибудь специалист-психолог вмиг бы ситуацию по полочкам разложил: заставил бы вас припомнить, что незадолго до этого вы о ней думали, а не думали – так в подсознании у вас на жестком диске все равно и внешность, и информация про нее записаны. Так?
– Ну, так, – неуверенно согласился Петрович.
Половину из того, что Макс сейчас выдал, он не понял, но чутьем уловил: парень знает, что говорит.
– И вот идете вы по платформе, и вдруг пахнуло какими-то духами, звук какой-то, мимо тетка толстая с утиной походкой… Ну я не знаю, что еще такое могло быть, что вдруг Нину Андреевну напомнило. Вы сознанием этот сигнал-напоминание даже уловить не успели, не то что проанализировать, а подкорка – раз! – запах, звук, походку поймала и, как проводок, тык в нужное гнездо! То самое, где вся информация о Нине этой хранится. А в натуре у вас перед глазами в этот момент будка дежурной у эскалатора. Ну, вам и померещилось, что за стеклом Андреевна сидит. Могло такое быть?
– Могло, – закивал Степан Петрович. И, просветлев лицом, добавил: – Конечно, могло!
Экс-машинист сейчас до глубины души был благодарен малознакомому парню, который взял да и все объяснил – по-научному, без всяких потусторонних, мистических, холодящих душу и горячащих разум глупостей.
– Ну а я тогда как? – задал Макс вопрос, который Петрович не сразу и понял.
– Я-то Нину Андреевну не знал, – продолжил свою мысль Макс и увидел, как глаза собеседника сначала наполнились разочарованием, а потом и страхом. – Как же она мне-то могла померещиться? – Приподняв обтянутый джинсами зад с дивана и присев перед электриком на корточки, Макс взял его за рукав. – Мы с вами еще там, на улице, выяснили, что видели одну и ту же женщину. Приметы до единой совпадают. Ну скажите, как такое могло быть?
– Не знаю, – помотал головой Степан Петрович и затравленно посмотрел сначала на Макса, потом на Андрея.
Азы фантомографии
Приятеля-физика Андрей с Максом дома не застали. Пока общались с Кологривовым, потом с Петровичем, прошло два с лишним часа, и специалист по оптике успел отбыть на тренировку по рэгби, о чем радостно сообщил Шахову по мобиле. Макс, которого просто распирало от жажды бурной деятельности, предложил, не откладывая, прямо сейчас отправиться к летописцу метро Михалычу. Правда, уточнил:
– Если он никуда не уехал. Петрович-то только домашний номер дал.
Вилетарий Михайлович был на месте, однако к предложению встретиться отнесся без энтузиазма:
– Я рассчитывал сегодня весь день посвятить написанию статьи, а ваш визит, пусть и недолгий, выбьет меня из графика.
Но Макс был бы не Макс, если, желая чего-то, не получил бы это, да еще и в назначенные им же самим сроки.
Сталинский дом на Смоленской площади друзья нашли без труда. Табличка на двери квартиры, в которой обитал спец по метро, гласила: «Кандидат исторических наук Самохин Вилетарий Михайлович». Латунная, с витиеватыми буковками, она была начищена до блеска, зато саму дверь давно требовалось если не покрасить, то хотя бы помыть. Квартира, в которую визитеров не слишком приветливо пригласил хозяин, оказалась под стать «вратам» – обшарпанная и грязная.
– Ну-с, молодые люди, давайте сразу к делу: извольте излагать свой интерес коротко и ясно.
Андрей про себя даже хмыкнул: самому лет сорок, а корчит из себя дореволюционного профессора. «Ну-с», «извольте»… Однако вслух, подстроившись под манеру кандидата вести беседу, произнес:
– В таком случае позвольте сразу показать вам кое-что… Макс, давай снимки.
Вилетарий Михайлович рассматривал фотографии долго и скрупулезно. Даже за лупой в соседнюю комнату сходил. Отложив три снимка в сторонку, едва заметно уменьшившуюся стопку подвинул Максу:
– Вот эти интереса не представляют – во всяком случае, для меня. А эти три я, пожалуй, у вас куплю. Сколько вы за них хотите?
– Чего? – не понял Макс.
– Денег, естественно. Сколько?
– Да вы чего? – растерялся Макс. – Мы не продавать пришли!
– Да?! – Теперь пришел черед удивляться Вилетарию Михайловичу. – А зачем же?
– Чтоб вы объяснили: что это такое?
– Так вы любители?
– Чего?! Говорите вы по-человечески!
Макс был близок к бешенству. И если б не Андрей, точно наорал бы на бедного кандидата. Короче, выставили бы их из дома, как пить дать.
