– Не буду я ничего читать! – по-детски надула губы Уля.
– Твоя воля, – горько вздохнула Пепита.
– И с чего ты взяла, что Габаритов за мной следит и меня контролирует? – раздраженно спросила Уля. – В постель мою никто не заглядывает: встречаюсь и сплю с кем хочу.
– Ну ты уж очень буквально воспринимаешь мою аналогию с Оруэллом и Замятиным. Хотя… У них ведь тоже секс как отправление физиологических надобностей не воспрещался, только регламентировался. А вот любовь, семья, привязанность к другому человеку… Это противоречило беспредельной, безоговорочной преданности Вождю. Тебя-то Габаритов тоже за Андрея замуж не пустил.
– Я бы и сама за эту тварь не пошла! Спасибо, что Алиджан Абдуллаевич мне вовремя глаза на него открыл.
– Эх, Уля, Уля… – обреченно покачала головой Пепита. – Ладно, ты давай чай-то пей и иди. Мне собираться надо, у меня вечером выступление, а еще в салон надо заехать.
– Сегодня тусовка какая-то? – приняла охотничью стойку Уля. – А почему я ничего не знаю? Из звезд кто-то, кроме тебя, будет?
– Наверное, будут. Но вечеринка закрытая, и прессу туда вряд ли пустят.
– Ну тогда ты нас с собой возьми! – потребовала Асеева.
Пепита покачала головой:
– Нет. И не проси. Когда я сама себе подставу устраиваю – еще куда ни шло, но другим – уволь.
Уля обиженно поджала губы и, демонстративно отодвинув чашку с чаем, встала:
– Ну и не надо. Сами как-нибудь прорвемся. Не прощаюсь – вечером увидимся.
Когда Асеева вышла в коридор, Раиса уже стояла у входной двери. Дождавшись, пока гостья поправит прическу, домработница молча распахнула дверь. Бросив на прислугу высокомерный взгляд и не удостоив ее «до свиданьем», Уля вышла на площадку.
КПП она миновала, переполняемая праведным гневом: «Да кто она такая, эта Пепита, чтоб меня учить? Подумаешь, звезда! Да это я из нее звезду сделала!»
На минутку редакторша забыла, что звездой Пепита стала задолго до того, как вчерашняя школьница Уля Асеева в холщовых штанах с отвислым задом и с порванной в трех местах сумкой из болоньи высадилась на Казанском вокзале.
А Пепита стояла у окна и смотрела светской хроникерше вслед.
– Какие ей книжки? – удрученно проговорила она. – Чего она сейчас поймет? Изуродовали девчонку… Жалко…
– А по-моему, ее не стоит жалеть! Она своей жизнью вполне довольна.
Пепита обернулась на голос. Рая стояла возле стола, держа в руках чашки с нетронутым чаем.
– Может быть, и так, – согласилась Пепита. – Сейчас довольна, считает, что поймала удачу за хвост, ощущает себя хозяйкой жизни, владычицей чужих судеб, но что с ней будет лет через десять? Ведь поймет же она наконец, что из нее все выпотрошили. Осталась одна пластмассовая оболочка. Как пупс из «Детского мира».
– Если сейчас не понимает, то тогда, когда выпотрошат, – точно не поймет, – жестко констатировала Раиса.
– Ладно, надо собираться. Хотя надоело все до чертей собачьих. Устала, выдохлась – не могу… Сейчас бы лечь мордой к стенке и не вставать дня три.
– Ну а чего тогда петь для этих… – перед кем ты сегодня выступаешь? – согласилась? Отказалась бы, и мы б с тобой на дачу поехали. Там я уж точно к тебе бы никого не подпустила. Спала бы ты себе, чистым воздухом дышала, ягоды свежие ела.
– Эх, Раюха-Раюха, как же я тебя люблю! – порывисто обняла домработницу Пепита, и содержимое обеих чашек, которые та продолжала держать в руках, выплеснулось на стол. – Ты мой ангел-хранитель! Только как же я откажусь? Особенно теперь, после этой вот, – Пепита поддала ногой валявшийся на полу номер «Бытия», – публикации? Нет, надо идти и предстать там во всей красе и великолепии.
– А Питер с тобой идет?
– Вряд ли, – грустно улыбнулась Пепита. – Он хоть парень и смелый, и от предрассудков далекий, однако слушать притворные аханья: «Бедная Пепита! Что за гадость про тебя эти журналюги написали?» – ему совсем не в кайф.
Пепита так смешно изобразила манерное сюсюканье некоей «сострадалицы», что Раиса прыснула, как девчонка.
Асеева пересекла небольшой сквер и остановилась у дороги, по которой мчались машины. «Куда ехать? Домой? И там умирать с тоски? Вернуться в редакцию? Но я ж сказала Юльке, что заболела. Ну и что? Вернусь и скажу, что про крутую тусовку узнала, на которой надо обязательно быть. Да, вот такая я, Уля Асеева, ответственная: от простуды с ног валюсь, а полосы в газету делаю… Да, кстати, о тусовке. Надо ж кому-нибудь позвонить, чтоб информацию слили. Пепита, стерва, так ведь и не сказала». Первым Уля решила вызвонить Баксова. Надо было договориться с ним о фоторепортаже (Алиджан еще когда велел его сделать, а она пальцем не шевельнула – хорошо, что босс больше не вспоминал).
Оборона
Толя Баксов по-прежнему, как и три дня назад, когда Асеева звонила ему, чтоб отчитать за сокрытие информации о рождении наследника, пребывал в Италии. Брал уроки вокала в Ла Скала. Вернуться в Москву намеревался «денька через два», аккурат к выписке Лианки с сыном из роддома. Но про нынешнюю вечеринку знал, поскольку и сам был приглашен в качестве «русского соловья», однако вынужден был отказаться «в силу отсутствия в Москве». Нефтяники гуляли в клубе-ресторане «Бином-парк», что недалеко от «Белорусской».
Артистов попросили подтянуться к 21 часу, значит, само мероприятие начнется часов в восемь, чтобы гости к началу концерта успели слегка «подогреться».
Когда тачка мчала ее к месту службы, редактор отдела светской хроники приняла решение: пересказать сегодняшний разговор с Пепитой Габаритову. В подробностях. Она прекрасно знала, как отреагирует босс. «А я тебе всегда говорил, что эта Пепита сука! А ты ее защищать бросилась: не надо ставить, она обидится! Она моя подруга! Блядь она, а не подруга! Когда вы, дураки, будете слушать мудрого Алиджана Абдуллаевича?» Последнюю фразу он скажет добрым, отеческим тоном и похлопает Улю по пухлому плечу. Асеева настолько явственно представила эту сцену, что ощутила тяжесть габаритовской ладони. Да, так и будет. И этот тон, это похлопывание станут для Ули своеобразной индульгенцией. Ведь наверняка Булкин и Тюрин своим увольнением бросили тень и на нее, дали боссу повод для настороженности и сомнений. А ведь мало кто так, как Уля, предан Габаритову, так сильно зависит от его настроения и расположения.
Только поговорить с шефом сразу у Асеевой не получилось. Высадившись у подьезда родного офиса, она попала в эпицентр скандала. Какой-то мужик лет пятидесяти тряс за отвороты пиджака редакционного охранника и дико кричал:
– Фашисты! Нелюди! Чем вы лучше тех подонков, которые дочку изнасиловали и избили до полусмерти? Вы хуже еще! Вы ее на всю страну ославили! Ей куда теперь – в монастырь?! Или в петлю?!
Огромный шкафоподобный охранник из последних сил удерживал разъяренного отца, чуть ли не в полтора раза уступающего секьюрити в весе.
