– Оппа-на! – раздался откуда-то с задних рядов то ли вскрик, то ли вздох.
– В принципе основные задачи, поставленные мной перед полиграфологом, я вам могу сейчас назвать, – решив проявить великодушие, продолжил Габаритов. – Елена Тиграновна, где текст нашей заявки? Спасибо. «Выявление отношения сотрудников к конкурирующим структурам». Для особо тупых поясняю: кто сливает в «Истину» и «Авангард» информацию, кто вообще туда звонит и общается с врагами на тусовках и всяких происшествиях. И второе: «Определение скрытых деструктивных намерений сотрудников в отношении компании и ее руководства». Здесь все ясно. Полиграф должен выявить не только тех, кто поносит последними словами родную редакцию и ее руководителя на стороне, но и тех, кто держит такое при себе, в мыслях.
И опять перед глазами Ули встала Пепита, а в ушах прозвучали ее слова: «Оруэлл написал про некую страну, где все основано на страхе, где преступлением является даже не протест – это давно искоренено, а сама мысль о непослушании Вождю».
Занятая своими мыслями, Уля пропустила начало тирады босса. Застала только конец:
– …не понятна ваша реакция.
«Надо вызваться идти на этот полиграф первой», – решила Уля, но ее опередил Кососаженный:
– Я с тобой, Алиджан, полностью согласен. Этот полиграф – очень полезная вещь. Я готов вот прямо сейчас пройти на нем обследование.
– Я тоже готова, – фыркнула Уля. – Мне скрывать нечего.
После собрания, плавно перетекшего в «летучку», а потом в планерку, Асеева тормознулась в кабинете босса, чтобы отдать ему маленький презент – бутылку гаванского рома, купленного в дьюти-фри. Сам Габаритов почти не пил, но любил угощать высоких гостей коктейлями собственного приготовления, а в качестве обязательного ингредиента использовал светлый ром.
– Ты про Дуговскую-то знаешь? – спросил шеф, пряча подарок на антресоли одежного шкафа.
Уля кивнула.
– Жалко, конечно, бабенку, но только она сама виновата. Неужели не понимала, что на ней он никогда не женится, что ему птица другого полета нужна?
– Алиджан Абдуллаевич, а вы про свадьбу знали? – решилась задать вопрос Асеева.
– Конечно, – самодовольно улыбнулся Габаритов. – У Левы от меня секретов нет. Знаю, знаю, что хочешь спросить, – с досадой поморщился Алиджан Абдуллаевич. – Говорил ли я ему, что надо Дуговскую своевременно предупредить, подготовить. Говорил. Предупреждал, что баба она хоть и крепкая, самостоятельная и на истеричку не похожа, тем не менее всякое выкинуть может. Ну а он мне: вот потому заранее ей говорить и не хочу, а то ворвется в загс, устроит там погром, а у нас гости из самых верхов. Я, конечно, тоже на торжестве был, через два человека от жениха сидел. Ну, скажу я тебе, свадьба была! И подарки, и стол, а за столом – почти одни вип-персоны!
– Невеста, говорят, дочка замминистра.
– Да можно считать, что уже не зам, а министра, – подняв вверх указательный палец, значительно изрек Габаритов. – Кстати, той самой «мохнатой лапы», про которую, помнишь, еще когда Лева только в редакцию пришел, я тебе рассказывал? Вспомнил-таки про него САМ, и не просто вспомнил, а новую должность, с повышением предложил.
– Выходит, все это за несколько дней решилось: и назначение, и свадьба? – засомневалась Уля.
– Скажешь тоже! – снисходительно рассмеялся Габаритов. – Все еще в июне известно было. И про грядущее повышение нынешнего Левиного тестя, и про дату бракосочетания.
– Так как же Леве удавалось от Римки девицу эту скрывать, а от девицы – Римку?
– Так она из Лондона только за три дня до свадьбы вернулась. У них с Кирсановым шуры-муры два года назад были, а когда папаша ее в дерьмо вляпался – в какое, тебе знать незачем, он дочку сразу в Англию жить и учиться отправил. Чтоб, значит, если чего серьезное против него начнется, единственный ребенок в безопасности был. Кирсанов говорил, влюблена она в него была, как кошка, рыдала, уезжать отказывалась. Папаша и Леву стал уговаривать, чтоб вместе с ней за бугор махнул. Обещал помочь устроиться в тамошнее бюро одного из центральных телеканалов. А дескать, не найдем тебе достойную работу, и так с Алинкой проживете – денег хватит. Но Кирсанов отказался. Папаше сказал, что не будет чувствовать себя мужиком, если семью содержать не сможет, но сам, конечно, по другой причине не поехал…
– По какой? – уточнила Уля.
– По такой, что фундамент для будущего взлета надо на Родине строить. Ну поподвизался бы он каким-нибудь зарубежным корреспондентишкой, да еще в эфире, засветив физиономию, чего не надо бы ляпнул – и прощай, карьера! А поскольку Лева мужик умный и понятия у него правильные, то отсиделся, не высовываясь, сколько надо – и теперь весь в шоколаде. На следующей неделе в администрации президента работать начинает. Хотел месяца полтора погулять-отдохнуть, но ему сказали: из свадебного путешествия вернешься, несколько дней в новой квартире пообустраиваешься – и приступай к обязанностям.
– А про Римкину беременность он знал?
– Знал – не знал, какая разница? Все эти залеты – ваши бабские проблемы. Да скорее всего и не залет это был, а она его ребенком к себе хотела привязать, жениться заставить. Если так, то сто раз дура! Для мужика настоящего, того, который хочет в жизни чего-то добиться, что главное? Дело! Карьера! И ради этого он всякими там любовями-морковями, глазом не моргнув, пожертвует. Вот увидишь, Асеева, наш Лева еще всей страной порулит. Не в качестве президента, так премьера или, на худой конец, вице-премьера. Эх, мне бы такие перспективы! Как ты думаешь, Асеева, справился бы я с управлением государством?
– Наверное, справились бы, Алиджан Абдуллаевич.
– «Наверное», – передразнил босс редакторшу. – Еще как справился бы! Такую дисциплину снизу доверху наладил, такой бы порядок навел! Но, сама понимаешь, национальность! В России, как ты когда-то выразилась, – Габаритов жестко и коротко взглянул на собеседницу, – «черножопых» не любят… Ну все, Асеева, иди работай, а то расспрашиваешь тут, и у себя и у меня время воруешь.
У себя в кабинете на столе Уля нашла образец заявления о добровольном обследовании на полиграфе. Внизу, под текстом, редакционным юристом была сделана приписка: «Писать только от руки! На компьютере не набирать!» Асеева быстро перекатала образец на стандартный лист и прошлась по отделу, собирая такие же бумажки у подчиненных. В юротделе пять принесенных ею листков легли сверху внушительной стопки – народ спешил засвидетельствовать свою благонадежность и отсутствие страха перед грядущей «проверкой мозгов».
Писать заявление о добровольном обследовании на полиграфе отказались только двое: Надька Полетова (что в общем-то, учитывая ее склонность к бунтарству, было предсказуемо) и, как ни странно, сисадмин Виталик. «Безбашенный» заявил, что у него и так с мозгами не все в порядке, а с этими датчиками он, чего доброго, вообще идиотом станет. И сколько ни убеждал его полиграфолог, что обследование абсолютно безвредно для здоровья, Виталик стоял на своем: «Я лучше уволюсь». Терять хорошего системного администратора Габаритову было совсем не в дугу, и он махнул на Виталика рукой: «Ладно, его все равно, кроме плат и винчестеров, ничего не интересует; он небось и газету-то, в которой работает, ни разу в руки не взял, потому как печатный текст читать не умеет».
