В этот момент они добрались до входа в самолет, и Грохотов легонько подтолкнул ее вперед: «Юльки в Москве нет. Я их с дочкой во Францию отдыхать отправил».
Вот тогда-то Марина и сказала «понятно». Один раз: «Ах, во Францию! Ну понятно».
А Грохотов взбеленился: «Что тебе понятно? Сама сказала, чтоб взял путевки в Турцию. Предлагал же Испанию, Мальдивы…»
Предлагал он! Ему же сразу было сказано, что Валерий обязательно провожать поедет, и значит, насчет рейса будет в курсе. А путевка на Мальдивы от руководства канала – это даже не смешно…
Утром Грохотов встал мрачнее тучи. Почти не разговаривал. Демонстрировал недовольство и испорченное настроение. Завтракали тоже в молчании. Когда допивали чай, Марина, стараясь, чтобы голос звучал ровно и даже беспечно, спросила:
– Ты не хочешь прогуляться по городу? Мне нужно Борьке куртку кожаную посмотреть – они тут, говорят, гораздо дешевле, чем в Москве.
Грохотов взглянул иcподлобья:
– Ты же знаешь: я магазины терпеть не могу. Можешь поехать одна. Деньги нужны?
– Нет, спасибо. Я с собой взяла.
– Ты только первое, что под руку попадется, не хватай. И цену, которую называют, давать не вздумай. Они раза в три ее задирают. Торгуйся. А лучше вот что: сегодня вещь присмотри, адрес магазина запомни, а потом мы с тобой вдвоем съездим. В этот, один-единственный магазин. Целенаправленно.
– Хорошо.
Марина знала, что Грохотов от поездки по магазинам откажется. Рассчитывала на это. Внутри у нее все дрожало от напряжения, готового в любую минуту прорваться наружу отвратительной истерикой.
Такси, хотя Игорь на этом настаивал, она брать не стала. Добралась на долмуше – местной маршрутке. Побывав в пяти или шести лавках, пришла к выводу: ничего эксклюзивного в них нет, а цены, даже если снизить их втрое, немногим отличаются от московских. Но она продолжала заглядывать во все попадавшиеся на пути магазины – ювелирные, сувенирные, трикотажные. Рассматривала товары, болтала с торговцами. А сама в сотый раз прокручивала в голове вчерашний разговор: «Почему я решила, что он никогда не разведется? Потому что беспокоится о здоровье жены? Так он просто считает себя ответственным за женщину, с которой прожил десять лет. За мать своей дочери, наконец…»
И то, что он упомянул о втором ребенке… Конечно, ему, как каждому мужчине, хочется сына. И вовсе не обязательно, чтоб его родила Юлия. Надо было втихаря сходить перед поездкой в консультацию, вынуть спираль, а здесь залететь. Чтоб обязательно был мальчик – это она бы устроила. На работе кто-то растиражировал газетную вырезку с таблицей, где против даты зачатия стоит пол ребенка. Все 365 дней расписаны. Правильность расчетов проверяли всем коллективом и не нашли ни единой ошибки. Позвонила бы кому-нибудь из коллег, наплела про пару, с которой тут познакомилась. Сказала бы, что новые приятели непременно хотят мальчика.
Ну почему мысль о ребенке не пришла ей в Москве? У нее сейчас самые опасные дни – получилось бы сразу. И Грохотов ни на минуту бы не усомнился, что малыш его. Ничего-ничего… Все это можно организовать и по возвращении. И спираль вынуть, и забеременеть. Выходит, очень кстати, что разговор не состоялся. И не надо пока. Вот будет недель пятнадцать, она сходит на УЗИ и принесет Грохотову снимки: «Смотри, у нас будет сын. Я тебя ни к чему не призываю. Решение ты примешь сам. Но знай: аборт я делать не буду». Да, так будет гораздо надежнее. Такие мужчины, как Грохотов, не любят, когда на них давят. Марина и не станет этого делать – просто скажет, что носит под сердцем его сына.
Этот внутренний монолог ее слегка успокоил – бушевавшая в душе со вчерашнего вечера сумятица улеглась. И тут же Марина уловила дурманящий запах кофе из небольшой кофейни, расположенной на другой стороне улицы. На стеклянной двери заведения висело объявление о том, что здесь гадает на кофейной гуще знаменитая Биргюль. Текст был написан на английском, немецком и русском языках.
«А почему бы и нет?» – подумала Миронова, направляясь к кафешке. Вообще-то она не верила ни картам, ни хиромантии, ни гороскопам, ни прочей мистической чепухе, но… На кофейной гуще гадали Вольтер, Гоголь, император Павел. Не самые глупые люди, между прочим…
Марина заказала кофе, два вида пахлавы – «женский животик» и «скрученная чалма» – и осмотрелась. Ага, вон там, за дальним столиком сидят две пожилые тетки. Одна в национальных турецких одеждах, вторая – явно не из местных, но голова покрыта шарфом, кофта с длинным рукавом. О чем-то между собой шушукаются. Первая, скорее всего, и есть знаменитая гадалка, а вторая – клиентка…
Заказ принесли минут через десять. Тетки за дальним столиком тут же поднялись и направились к столику Марины.
– Вы не возражаете, если мы к вам сядем? – спросила по-русски та, которую Миронова приняла за клиентку. – Бабушка Биргюль – гадалка, а я ее ученица и помощница. Меня зовут Аня, я с Украины.
– Ученица? – удивилась Миронова.
– Ну да. Учусь расшифровывать разводы кофейной гущи. Вернусь домой, в Харьков, открою там салон. На Украине сейчас на гадалок спрос.
– А мне-то гадать кто из вас будет? И сколько это стоит?
– Так бесплатно же! – Аня радостно всплеснула руками. – Совсем бесплатно! Гадать бабушка Биргюль будет, а я переведу. Повезло тебе, девонька, ой как повезло! Бабушка Биргюль в Сиде всего на несколько дней приехала. К старшему сыну. Эта кофейня – его. Конкуренция среди таких заведений большая, вот она и решила помочь клиентов привадить. Это сейчас тут никого, а посмотрела бы ты, что вечером творится – не протолкнешься. И каждый со своей чашкой очереди ждет. Неужели ты про Биргюль ничего не знаешь?
– Нет. А что, она и в самом деле знаменитость?
Анна сделала вид, что не расслышала в голосе клиентки иронии:
– Еще какая! Она ж не только на гуще специализируется, а еще и на камнях. Рисунки, которые на стенках Айя-Софии, бабушка Биргюль, между прочим, разъяснила. Книжку-то по ее рассказам написали. На сто языков перевели и сейчас во всем мире продают. Э-э, да ты, видать, и про это ничего не знаешь! Вообще, что ли, в своей Москве ничего не читаешь? Хотя какое там читать-то, в такой круговерти сумасшедшей… Ладно, расскажу тебе.
Про главную достопримечательность Стамбула, мечеть Айя-София, Миронова, конечно, знала. И про то, что она была построена в шестом веке как христианский храм; и про то, что послы князя Владимира, вернувшись из Константинополя, назвали собор Святой Софии раем на земле, и про то, что будто бы именно их восторженные рассказы сподвигли князя принять православие и крестить Русь; и про то, что в пятнадцатом столетии к церкви пристроили минареты, а кресты на куполах заменили полумесяцем… Все это Марина знала, но решила не прерывать Анну, которая рассказывала о жемчужине Стамбула с таким вдохновением. Наконец очередь дошла и до камней, пророчества которых удалось разгадать бабушке Биргюль. Стены Айя-Софии облицованы мрамором разного цвета: розовым, зеленым, черным, темно-серым, белым. И не надо даже особо вглядываться, чтобы увидеть на нем деревья, водопады, цветы, фигуры зверей, лица людей.
