– Так не было при ней ничего, – растерянно захлопал ресницами милиционер. – Ни сумочки, ни пакета.
– Украли, что ли?
– Да не должны, – неуверенно отверг версию доктора сержант и бросил взгляд на дам в шубах, которые по-прежнему восседали на скамейке, однако уже не были заняты беседой, а обратились в зрение и слух.
– Надеюсь, вы не думаете, что это мы позарились на вещи этой наркоманки? – с вызовом вскинула голову та, шуба на которой была подороже. – Ничего при ней не было. Ее без всего из трамвая вынесли.
– Тогда, может, сумка в трамвае осталась? – куда-то в пространство обратился с вопросом сержант. – Надо связаться с трамвайным парком, установить фамилию водителя. Он, наверное, своему начальству о происшествии доложил. Может, и сумку в диспетчерскую сдал…
– Пока мы будем звонить-перезванивать, она тут концы отдаст, – прервал сержанта врач. – Нужно карманы проверить. Вдруг какой-нибудь документ там лежит: социальная карточка, студенческий билет…
– Девушка, дайте нам все, что у вас в карманах лежит, – для убедительности сержант похлопал по бокам своей форменной куртки.
Ольга медленно, будто каждое движение давалось ей с большим трудом, засунула ладошки в карманы куртки и извлекла оттуда обертку из-под жвачки, карточку на метро и бумажку с написанным от руки именем и адресом.
– Станислава Феоктистовна Завьялова, улица Ташкентская, 24… – прочел сержант. – Почерк старческий. Может, бабушка?
– Вряд ли, – помотал головой доктор. – Сам посуди: что это за внучка, которая имя-отчество и адрес родной бабушки не помнит и записку с такими данными с собой носит?
– Ну и что же делать?
– Ехать по этому адресу, поскольку это единственный шанс узнать, кто она и где живет.
Сержант замялся:
– Понимаете, если бы я тут был хозяин, обязательно бы отвез. Но у меня командиры…
– И что теперь? – снова впал в раздражение доктор. – Я только что с дежурства, устал как собака. Если ты на меня ее хочешь сбросить, не выйдет. У меня завтра операционный день и вообще… Вези ее в какую-нибудь неврологическую клинику.
– Да я бы отвез, но лейтенанты…
– Достал ты со своими лейтенантами-командирами! – вспылил врач, но тут же сбавил тон: – Извини. Ладно, давай отведем ее ко мне, я тут через два дома живу. А когда вернешься к своим, свяжешься с подстанцией «скорой» и вызов на мою квартиру переадресуешь.
Вдвоем они довели Ольгу до старой пятиэтажки, вошли в чистенький подъезд и одолели два лестничных пролета. Сержант, глянув на номер квартиры, пошевелил губами. Повторил про себя адрес.
Дверь открыла симпатичная женщина лет шестидесяти, с красиво уложенными каштановыми волосами, в светлых брюках и цветастой кофточке-разлетайке.
– Привет, мам, – чмокнул хозяйку в щеку «профессор». – Ты не пугайся, тут целая гоп-компания да еще и во главе с милиционером. Девчонку вот с сержантом на улице подобрали. Вернее, он подобрал, а я потом присоединился. «Скорую» вызвали, едет. Ты ее чаем, что ли, напои, а то она замерзла совсем. И с врачами уж как-нибудь без меня. А я спать пойду… Завтракать не буду – нет сил ложку ко рту нести. – Тут доктор обернулся к продолжавшему топтаться возле порога сержанту: – Ты только не забудь на подстанцию дозвониться, ладно? Ну все, бывай.
Когда за сержантом захлопнулась дверь, хозяйка провела нежданную гостью на кухню, налила ей чаю, подвинула блюдо с бутербродами и, велев не стесняться, пошла в комнату сына.
Тот вытаскивал из недр дивана постельное белье.
– Ты с ума сошел! Она же не в себе, ты что, не видишь?! А если ей вздумается дом поджечь? Или еще чего? Ножи я в дальний ящик убрала, но если она буйная, то и без ножей с нами справится! Я недавно передачу смотрела, так там говорили, что буйные во время приступа иногда такую силу обретают – железные прутья в узел могут завязать!
– Да ладно тебе, мам, – устало отмахнулся доктор. – Какая она буйная? Из трамвая в обмороке вынесли. Может, головой ударилась – такой гололед на улице… В трамвай-то села, а тут запоздалая реакция, обморок и временная потеря памяти. Мам, отстань, а? – жалобно попросил доктор и, улегшись на диван, натянул на голову одеяло.
– Ну как знаешь, – сердито проворчала женщина и ушла, тихо прикрыв за собой дверь.
Проснулся доктор в шестом часу вечера. Потягиваясь, в трусах и футболке вышел на кухню и застыл с открытым в позевоте ртом. За крошечным пластиковым столом, за которым доктор и его мама обычно завтракали, обедали и ужинали, сидела утренняя гостья и чистила лук.
– Не понял, – только и сумел вымолвить доктор и вопросительно посмотрел на мать, которая хлопотала возле плиты, – что-то мешала на сковороде.
– Иди оденься, – не поворачивая головы, скомандовала женщина. – И садись ешь, почти двое суток без горячего. Как же тут гастрит не заработать!
– А «скорая» не приезжала, что ли?
– Не приезжала.
– Так надо было самой вызвать.
– Вот сам сейчас и вызовешь. Только сначала поешь. – Женщина обернулась на продолжавшего стоять в дверях сына. – Нет, сначала ты наконец оденешься!
Ужин прошел в молчании. Только у каждого из троих сотрапезников это молчание было разным. У гостьи – сонно-равнодушным, у доктора – напряженно-озабоченным, а у его матери – упрекающим, нарочито назидательным.
По окончании трапезы Вероника Михайловна пристроила гостью к раковине, мыть посуду, а сама, поманив сына пальцем, прошла в дальнюю комнату, громко именовавшуюся гостиной.
– Нет, ты чего в «скорую»-то не позвонила? – Геннадий собрал лоб в вертикальные складки и уставился на мать припухшими после долгого сна глазами.
– А ты мне такого указания не давал! И не повышай на мать голос! – Лицо Вероники Михайловны приняло скорбное выражение. – Теперь я понимаю, почему Кристина от тебя ушла. Ты совершенно не способен думать о семье и близких! Привел в дом незнакомого человека, да еще в таком состоянии, и бросил на старую мать.
То, что неусыпно следящая за своей внешностью Вероника Михайловна назвала себя старой да еще и вступилась за бывшую сноху (чего допрежь – ни в «брачный период», ни после развода не случалось), произвело на Геннадия сильное впечатление.
– Ладно тебе, мам, не ругайся, – примирительно обнял «старушку» Геннадий. – Сейчас вызовем «скорую», лучше сразу психиатричку – и через полчаса-час ее увезут.
– Нет, какой ты все-таки бездушный! – вопреки всякой логике, вынесла вердикт Вероника Михайловна и дернула плечом, чтобы освободиться из сыновних объятий. – Профессия медика действительно накладывает отпечаток. Ты стал циником, и меня это как мать не может не тревожить! Ты что, не знаешь, какие у нас условия в бесплатных психиатрических больницах?! В той передаче, про которую я тебе рассказывала, был жуткий сюжет, просто жуткий! Там больных привязывали ремнями к кроватям, делали какие-то очень болезненные уколы, били и даже насиловали! И ты хочешь девочку в такой ад отдать? Конечно, оставлять ее у нас нельзя, но у нее же должны быть какие-то родственники…
