– А куда податься бедной девушке? – пожала она
плечами. – Ну, я выезжаю в город, бываю на приемах у князя, у меня есть…
друзья в Митраке… – Она вдруг опять остановилась и опять посмотрела
Сварогу в глаза – однако на этот раз взгляд ее был холоден. – Не знаю,
вправе ли я говорить, но… Отец болен. Очень болен. Врачи говорят, что ему
осталось не больше полугода. Я должна быть рядом с ним.
Она не врала. Сварог смешался и в очередной раз обругал
себя, что лезет не в свои дела.
Они повернули обратно к замку.
– Мне идет? – спросила Клади и коснулась цветка в
волосах.
– Вам, баронетта, пожалуй что, все к лицу. –
Искренне сказал он, чувствуя, что фраза получается насквозь фальшивой, как в
плохой мелодраме, но напрочь не зная, какие слова тут нужны.
– Ах вы льстец… Вам что, и вправду неизвестно, что это
означает?
– Вы имеете в виду цветок?
Клади вздохнула:
– Мужчины… И вдруг спросила:
– Откуда вы, граф Гэйр? Не знаете, какую одежду носят
священники, не знаете, что означает цветок в волосах незамужней женщины…
– И что же он означает?
Баронетта промолчала. Видно, Сварог сморозил что-то не то.
В общем, они весело провели время…
– Граф! – окликнули его, когда Сварог поднимался к
себе, так сказать, в номер.
Он обернулся. У подножия лестницы, на пороге кабинета,
неприметная дверь в который была умело замаскирована драпировкой, стоял барон
Таго собственной персоной.
– Не составите ли мне компанию, граф?
– «Отнюдь» – сказала графиня, – пробормотал Сварог
себе под нос и вернулся с полдороги вниз.
Под потолком кабинета без окон плавали полосы сизого дымка и
ароматно пахло хорошим табаком, на стенах висели неизменные мечи и сабли,
гравюры, какие-то карты под стеклом…
– Вы курите? – спросил Карт, усаживаясь в одно из
двух глубоких кресел, между которыми стояла высокая, на витой ножке бронзовая
чаша – определенно пепельница. Он сунул в зубы изогнутую трубку, почмокал губами,
раскуривая.
«Ага, – понял Сварог, – вот и настал момент
истины». Барон, конечно, не такой дурак, чтобы с ходу поверить в детскую
сказочку о таинственном странствующем рыцаре и лесных разбойниках, он жаждет
услышать истину. Но вот вопрос: поверит ли барон истине?..
Поколебавшись, он театральным жестом достал из воздуха
сигарету и прикурил от пальца. Барон преспокойно наблюдал за его манипуляциями.
– Магия, – произнес он, когда Сварог выдохнул
струйку дыма. – Так я и думал. Какая-то новая форма колдовства, да? Раз
заговор над замком на нее не реагирует… Теперь понятно, почему вы бежали из
Митрака, да еще в этаком наряде.
– Послушайте, Карт, – решился Сварог, –
давайте-ка будем говорить серьезно. Я действительно не священник – но я
действительно граф, барон… даже князь… ну, и еще кое-кто. И если вы будете
настолько любезны выслушать меня и с ходу не обвинять во лжи, то я расскажу вам
правду. А уж там думайте, что хотите…
– Сделайте такое одолжение.
– Разрешите?
Барон выжидательно кивнул, и Сварог уселся в кресло
напротив. Сделал несколько затяжек, глядя на гравюры и собираясь с мыслями. По
большому счету, он ничего не потеряет, если расскажет барону правду. Не поверит
– и хрен с ним. А поверит… там посмотрим. И он вкратце поведал о Таларе, о
подброшенном письме, Потоке, своем появлении в ночном лесу, кое-каких
способностях ларов. Умолчал разве что о собственных королевских титулах и
земном (в смысле планеты Земля) происхождении, сочтя это излишними
подробностями. И все это время где-то в уголочке сознания свербила мысль, что
подобное с ним уже происходило когда-то, не отпускало этакое дежа вю, пока он
наконец не вспомнил. Ну конечно: «Божий любимчик». Где он, едва попавший в мир
Талара, точно так же рассказывал капитану Зо свою историю. И то ли вчера это
было, то ли сто лет назад…
– Ну, собственно, вот и все, – сказал он
наконец. – Хотите верьте, хотите нет.
– А вы бы поверили на моем месте? – негромко
спросил Карт.
– Я? Если откровенно, то не поверил бы.
Барон надолго замолчал. Не торопясь вытряхнул трубку, прочистил,
набил по новой, раскурил.
Потом встал, прошелся по кабинету.
– Лекарь мне курить запрещает, – сказал он, как
будто в первый раз разглядывая гравюры на стенах. – А я курю. И ведь знаю,
что он прав. Знаю, что убиваю себя. Такой вот парадокс…
– Вы мне верите? – спросил Сварог напрямик.
– Не знаю. Честно – не знаю… А вам обязательно надо,
чтобы поверил?
– Ну… Все-таки одно дело, когда тебе верят, и совсем
другое, если принимают за проходимца и самозванца.
– Наверное, так… И что же вы собираетесь делать?
– Мне нужно вернуться обратно на Талар, – не
раздумывая, сказал Сварог. – И мне нужна помощь. Что вам известно о Тропе?
– Ничего. Правда, ничего. Я считаю… то есть всегда
считал… до вас… что это миф, легенда, попытка искать спасение там, где его нет
и быть не может. Впрочем, поговорите с мэтром Ленаром, он лучше меня
разбирается в таких вещах. В его библиотеке… Библиотека, знаете ли, была
построена в один из прошлых циклов, сохранилась чудом, а люди тогда знали
гораздо больше нас…
– Погодите, барон. С мэтром я обязательно поговорю, по
душам поговорю, ей-богу, но перед этим хотелось бы узнать кое-что от вас… Что
такое Тьма? Что за циклы?
Барон посмотрел на Сварога очень внимательно.
– Да, вижу, вы действительно ничего не знаете… Что ж,
граф, в таком случае – неудачное время вы выбрали, чтобы посетить наш
несчастный мир…
И он рассказал.
Картинка из его рассказа получалась потрясающая.
Невозможная. И донельзя удручающая. Потому что Сварог почувствовал, что угодил
в ловушку. Еще там, на Таларе, исключительно от нечего делать он как-то
ознакомился с парой-тройкой чисто теоретических выкладок касательно
существования параллельных миров – раз уж сам угодил в такой мир. Так вот:
кое-кто из ученых всерьез утверждал (если отбросить высоконаучный язык и терминологию,
понятную лишь узенькому кругу специалистов), будто в незапамятные времена
Вселенная была едина, а после некоего глобального катаклизма разделилась на
сопряженные миры – как разрезанный на куски торт. И каждый мир зажил по своим
собственным законам, пошел своим, так сказать, путем; и с течением времени все
больше различий появлялось в этих мирах, все менее похожими они становились
друг на друга – и на тот, изначальный мир… На Таларе этот катаклизм получил
название Шторм, здесь – Тьма. И приходилось признать, что в чем-то ученые лбы
оказались правы. При всей своей непохожести на Талар, все же было, было очень
много общего между ним и Димереей – так по-здешнему называлась планета, куда
Поток занес Сварога. Один материк, здесь именуемый Атаром, примерно тот же
социальный строй, наличие кой-каких форм колдовства, такой же язык, те же люди,
схожая катастрофа, обрушившаяся на Димерею пять тысяч лет назад и отбросившая
цивилизацию в средневековье… Вот только с приближающейся катастрофой выходила
неувязка. На Димерею, в отличие от Талара, Тьма опускалась регулярно – примерно
раз в пятьсот лет. И представляла она собой следующее: после ряда
сокрушительных землетрясений, тектонических сдвигов и разломов земной коры,
начинающихся в центре континента и концентрическими волнами расходящихся к
побережью, Атар погружался в океанскую пучину. Целиком. Полностью. По самую
маковку. Как Атлантида. Те из людей, кто подготавливался, уходили на кораблях в
океан, те, кто не успевал… ну, тут уж сами понимаете… Но дальше – больше: пока
Атар разрушается и тонет, на диаметрально противоположной стороне Димереи под
аккомпанемент ничуть не меньших катаклизмов начинает всплывать другой материк –
Граматар. Все те, кто успел снарядить корабли и выйти в океан до катастрофы,
отправляются в долгое плавание через полпланеты. К новой земле, к новой родине.
И те из них, кто доплывет, начнут заново возрождать цивилизацию. А спустя
пятьсот лет ситуация повторяется с точностью до наоборот: Граматар тонет, Атар
поднимается из океана… И так каждые полтысячелетия. Раз за разом. Туда – сюда.
Маятник. Замкнутый круг…
