На беседы больше не тянуло. Молчание его вполне устраивало.
И не потому, что хотелось что-то там обдумать. Как раз-таки ни о чем особенно
не думалось. В активе – арбалет Клади, шаур Сварога и неистощимый (спасибо
магии родной) запас денежных единиц, в пассиве – грядущее исчезновение
континента в пучине вод и отсутствие поблизости стежки на Талар, в перспективе
– сомнительная помощь от отставного вояки, в остальном же – полная
неопределенность…
– Стоп, машина, – сказал Сварог неожиданно и
натянул поводья. – А это что еще такое?
Холм слева, с грудой камней на вершине, был чересчур уж
правильной формы, чтобы быть естественным образованием. При тщательном всматривании
оказалось, что груда делится на развалившуюся каменную стенку и на возвышение,
напоминающее надземную часть колодца. Из колодца поднималась струйка черного
дыма, закручивалась в спираль, и спираль строго вертикально уходила ввысь.
– Капище апаков, – сказала Клади. Ага, видимо,
колодец не что иное, как алтарь для жертвоприношений, раз перед ним капище, а
не стойбище туристов с незатушенным костром. Сварога нагнала Клади.
– И кто они такие, твои апаки? – Сварог поймал на
себе чересчур уж пристальный взгляд спутницы. – Да я, ей-богу, не знаю,
вот веришь ли… Сама же говорила, что я не понимаю самых элементарных вещей…
Огибая достопримечательный холм, они перешли с рыси на шаг.
– Апаки ушли три столетия назад. Неизвестно куда и
неизвестно отчего. Говорят, им был известен секрет подчинения земли…
– Подчинения земли?
– Да. Они заручались благосклонностью подземных богов,
принося в жертву каждого второго младенца. Ритуал совершался на жертвеннике, из
которого, ты видишь, поднимается дым. Дым идет всегда, не переставая, днем и
ночью. Говорят, то дыхание голодных богов. За пожертвованную кровь своих детей,
кормившую подземных божеств, апаки получили власть над верхней землей, получили
десять каймов вглубь от поверхности.
– А кайм – это сколько?
Клади, судя по всему, уже решила ничему не удивляться.
– Примерно от локтя до кончика среднего пальца.
[4]
– Понятно, – Сварог сделал очередную зарубку в
памяти. – И что же они делали со своими десятью каймами?
– Об апаках до нас дошли только предания. В них
рассказывается, что они превращали землю в ловушки для зверей, добывая мясо и
шкуры. Апаки обращали землю в непреодолимую преграду из насыпей и рвов на пути
людей, посягавших на их владения. Главное, земля по приказу апаков выбрасывала
из себя наверх не принадлежащее ей.
– Клады?
– Клады и то, что дороже кладов. Древние предметы. От
тех, кто жил до наступления Первой Тьмы. И однажды они отыскали в земле нечто,
уведшее их прочь из нашего мира. Так утверждают предания…
– Они были людьми?
– Людьми.
Ее разговорчивость пошла на убыль.
– А что, с тех пор как апаки ушли, никто не пытался
занять их место, никто не пробовал умаслить богов кровушкой и получить власть
над десятью каймами?
Она в очередной раз пожала плечами.
– А это тогда что? – Он показал на пригорок по
другую сторону дороги.
Могло показаться, что у подножия невысокого бугра поработал
мощный экскаватор. Черпанул загребущим ковшом пару раз, вгрызаясь в земельку этих
самых каймов на десять. Да только откуда тут могла взяться строительная
техника? Да, в общем, и не так выглядит результат экскаваторных усилий. Пласты
земли над черной ямой, расцвеченной желтыми пятнами песка и серыми точками
камней, были приподняты, словно крышка сундука, и застыли в невозможном по
законам физики вертикальном положении.
Клади резко осадила лошадь и загарцевала на месте, не
отрывая взгляда от вздыбленной земли, Ага, и ее зацепило. Словно бы испугалась
красавица. Только непонятно чего…
– Когда отзвучит зов первый, двинутся реки
вспять, – пробормотала она, – и вскипит кровь небесная и земная, и
сдвинется твердь, и вскроются врата во мглу, отворяя могилы…
Как пить дать, вспоминает вслух цитату из какого-нибудь
местного пророчества…
Она вдруг всадила пятки под ребра лошади и понеслась по
дороге. Сварогу ничего не оставалось, как поступить таким же образом. Он
оглядывался, пока разрытый взгорок не скрылся за поворотом. Когда же бросил в
ту сторону последний взгляд, померещилось, будто над раскопом поднимается
белесое марево. Но включить «третий глаз» уже не успевал. Раньше надо было
сообразить. Однако вот не сообразил, потому что молчало его чувство опасности.
Клади мчала первой и задавала приличный темп. В конечном
счете ей виднее, чего следует остерегаться в этих краях, от чего уносить ноги и
копыта как можно быстрее, а на что можно не обращать внимания, ехать себе мимо,
поплевывая. Сварог – чужак, потому и не претендует на желтую майку лидера. Как
говорится, мы сами не местные, остались без документов, помогите, люди добрые…
Их бешеная скачка закончилась, когда дорога выскочила к реке
и пошла вдоль нее, повторяя все зигзаги русла. Клади заметно успокоилась,
неторопливо рысила, погруженная в свои думы. Сварог ей не мешал, осматривался.
Вполне обыкновенная речка, сбегающая с гор: прозрачна до одури, камениста и
нетерпеливо бурна. То и дело попадались явно рукотворные заводи, назначение
которых угадывалось без труда – узкий вход перекрывается одним-двумя валунами и
сетками из затонов выуживается заплывшая туда за день рыба. Интересно, уж не
форель ли? Ага, значит, люди все же здесь обитают. Рыбьи спинки мелькали в
бурунах и перекатах потока, отсвечивая на солнце серебристыми вспышками.
Перед узким и шатким висячим мостом через реку они
спешились, повели лошадей в поводу.
Они добрались до середины пролета, когда Клади вдруг
ухватила Сварога за рукав. Сварог послушно остановился, напряженно вглядываясь
в противоположный берег.
С другой стороны на мост вышел человек, и тяжелая палка,
которую тот использовал как посох, загромыхала по доскам. Человек выбрался
из-за прибрежных камней, где, возможно, и поджидал гостей. А возможно, конечно,
и не поджидал, а уж так сошлось.
Сварог двигался первым, первым ему предстояло сблизиться с
незнакомцем.
Сучковатый увесистый посох перестал содрогать настил:
человек остановился.
Сварогу пока еще не довелось ознакомиться с тем, как тут у
них выглядят и одеваются купцы, скажем, или крестьяне. Стало быть, кто его
разберет, к какому сословию принадлежит господин хороший. Но Сварогу
показалось, что незнакомец выглядит и одет странно. Именно странно. Потрепанные
заплатанные штаны, отдаленно схожие с казацкими шароварами, босые ноги и вдруг
новый, тонкой и, видимо, дорогой материи синий кафтан с позолоченными
пуговицами, – правда, надетый на голое тело. Лицо при всей простоте черт…
неуловимое. Да-да, как раз это слово годится лучше всего: неуловимое. Словно в
душе незнакомца ежесекундно меняется климат и его переливы отражаются на лице.
То налетит задумчивость, то нагонит грусть, то распогодится радость, то
сверкнет уж совсем невероятное счастье. Слабаком он не казался. Высокий,
широкоплечий, длинные руки, мощные ладони. В объективе «третьего глаза» облик
незнакомца не поменялся. Выходит, человеческого рода.
