Меч приспособил на перевязи за спину Пэвер, саблю выпросил
Олес. Клади изготовила пращу из обрывка оболочки аэростата и насобирала камней.
Причем камни подбирала, тщательно осматривая и взвешивая на ладони, подбирала
едва ли не дольше, чем мастерила пращу и сумку под «боезапас». Что занимается
она отнюдь не глупостями, Клади продемонстрировала пробными стрельбами.
Раскрученные и выпущенные окатыши сшибали ветки, сотрясали стволы, сметали
выставленные на валуны предметы – все то, что перед броском она объявляла
мишенью. Баронетта привела отставного суб-генерала прямо-таки в умиление.
– Где мои двадцать лет назад, – вздыхал
Пэвер. – Да разве б я такую барышню пропустил? Да разве б я такую барышню
в полк не зачислил?..
Поиски оружия обернулись приятной для Рошаля стороной. Его
сундук с ценными предметами, по всем выкладкам, вывалился из разбитой еще до
падения гондолы где-то далеко от места крушения. Вполне возможно, сундук
рассыпался во время болтанки, а предметы вываливались по одному и лежат теперь
за десятки кабелотов друг от друга. Впрочем, один предмет неожиданно нашелся.
Бутылочку с округлым донцем и коротким, целиковым, без
входного отверстия горлышком принес Пэвер. Внутри сосуда переливалась жидкость
изумрудного цвета, в ее глубинах вдруг появлялись неясные очертания то дворцов,
то драконов, то каких-то состязаний, то битв – миражи надвигались, укрупняясь,
и пропадали, словно разбивались о стекло.
– Когда ее нагреешь, жидкость становится бордовой, а
приложив ухо, можно расслышать музыку, – даже с некоей странной для него
нежностью сказал Рошаль.
– Так это из вашего имущества? – и Пэвер вернул
находку бывшему владельцу.
Молодой князь не возражал: то ли бутыль была из личных вещей
охранителя, то ли Олесу было все равно, то ли Олес не знал, что хранилось в
отцовских закромах.
Рошаль хозяйственно спрятал древний предмет в укромных
карманах своего балахона…
День, клонившийся к закату, узнал и странную болезнь.
Рошалю стало плохо вскоре после завтрака. Никто, да и он
сам, не сомневался, что сказываются последствия высотного недуга, ослабившего
организм. Рошаля скрутило, желудок вывернуло наизнанку, немочь свернула
охранителя калачом, уложила на землю. Сварогу сделалось кисло. «Приехали.
Теперь думай, как с ним быть». Но Рошаль отлежался, потом проходился,
продышался и вроде все пришло в норму, даже бледность с лица пропала.
Пэвера приступ свалил в дороге. Свалил буквально: в дорожную
пыль. Его окружили, его пытались о чем-то расспросить, его перенесли на траву.
Пэвер лишь выгибался дугой, стонал и отчаянно ругался, забыв про обещание до
захода солнца как можно реже поминать Наваку. Минут через пять отпустило и его.
– Ничего не помню, – смущенно рассказывал
суб-генерал. – Будто каленая стрела прошла по позвоночнику, вонзилась в
мозг – и все. Как провал.
Следующей жертвой мора стала Клади. Случилось, когда они шли
через лес. Она вдруг вскрикнула и, как-то странно приседая, скрылась за
ближайшим деревом. Ее подождали, ее окликнули. Потом Сварог попытался пойти
следом, но, заслышав шаги, она истошным криком «иди прочь!» прогнала его.
Сварог приканчивал вторую сигарету подряд, когда Клади вернулась с квадратными
глазами и искусанными губами.
Тогда она никому ничего не сказала, но позже отозвала
Сварога в сторону.
– Ты должен знать, – начала Клади, краснея. –
Я думала, у меня… это дело… Хотя не должно… рано. А потом… Такое впечатление,
что кто-то пытался в меня войти… Ну ты понимаешь, как… Было очень больно. Мне
никогда в жизни не было так больно. И вдруг прекратилось. Рошаль, Пэвер, теперь
я. Все за сегодня. А ведь утром у нас появилась эта женщина…
Очень не нравилась Сварогу болезнь, нападавшая на них в этот
день. М-да, зарождались нехорошие подозрения. Однако после случая с Клади
напасть вроде бы оставила их в покое…
Весь день с ними была женщина-оборотень по имени Чуба-Ху.
Сварог не выпускал ее из поля зрения – как магического, так и обыкновенного,
находился всегда поблизости, совершенно не скрывая своей подозрительности.
Какие, к лешему, тут могут быть деликатности…
Между словами «понимать» и «видеть» – огромная разница.
Испытанием для всех стало видеть, как это происходит, – мутация,
преображение, обращение – называйте, как хотите.
Женщина-оборотень опускалась на корточки. Шея ее удлинялась
и утолщалась, заострялись уши. Одежда как бы врастала в плоть и вылезала наружу
уже серой мохнатой шерстью и серым в белых подпалинах хвостом. Ноги выгибались
коленями назад, пальцы рук укорачивались, ногти грубели, загибались в когти…
Когда это произошло в первый раз, все смотрели, в
последующем – отворачивались. Одного Олеса зрелище приводило в восторг.
– Право, я начинаю завидовать! Да если б я был таким,
то давно бы уже правил Гаэдаро. Папашу я бы слопал на первое. Вас, Рошаль,
пустил бы на второе. И я, Олес Первый, князь Саутар, спас бы Гаэдаро с вашим
простым народом, мастер Пэвер, построил бы флот вместо челна с мотором. В
историю и легенды я вошел бы как Олес-спаситель!
А волк Чуба-Ху убегал (или все-таки убегала?) разведывать
дорогу на предмет, свободен ли путь от нежелательных встреч.
– Своих приведет, – говорил на это Рошаль.
– Ей проще было бы приводить своих, не заводя с нами
тесного знакомства, – возражал Сварог. И пока оказывался прав. Никого
Чуба-Ху не приводила.
А однажды сообщила, что почуяла впереди эрмов. «Они сбились
в стаю, – сказала она. – Это очень плохо. Их надо обойти. Пройти
берегом озера». Кто такие эрмы, Сварог так до конца и не понял. Судя по
описанию Чуба-Ху, то и дело сбивавшейся с внешности эрмов на их злобный
характер, они являли собой что-то среднее между варанами и ямурлакскими
вампирами.
Причин не поверить у Сварога не нашлось, и уж вовсе не
хотелось ввязываться в бой, которого можно избежать…
– Ладно, пусть будет крюк.
А еще за сегодняшний день они насмотрелись и наслушались
многого.
…Гора Краберен, которую Сварог видел с борта «Парящего
рихара», наконец не выдержала давления рвущейся наружу магмы и взорвалась. Они
шли в противоположную сторону и не увидели это – они это почувствовали. Будто
кто-то неслышно окликнул их. И они обернулись. Черная медуза на далеком пике
вдруг опала, клубящимися струями стекла вниз, обнажая снежные склоны, а из
вершины горы вознесся в небо фонтан пламени и дыма. Испуганно рванулись в
разные стороны облака. Расстояние до Краберена было огромным, но даже отсюда
масштаб стихийного действия впечатлял. Огненный столб словно уперся в небо и
стал растекаться по нему, отгоняя облака, как пену… Спустя долгое-долгое время
до людей докатился глухой рокот, и земля вдруг вздыбилась под ногами, потом
успокоилась, потом затряслась, как в лихорадке… До самого вечера земля дрожала
не переставая. Они привыкли к непрерывной вибрации тверди и уже не обращали на
нее внимания…
