И все же щедрость окупилась сторицей. В 1851-м Зингер переехал в Нью-Йорк, забрав с собой семью, фургон и деньги, что он занимал у Мюллера. Там Исаак основал фирму, «Дженни Линд, швейные машинки». В этом странном названии был свой смысл: Линд звали любимую певицу Зингера. Вот такой получился намек на его любовь к сцене.
Однако название не прижилось, и вскоре люди стали называть его машинки просто зингеровскими.
В Штатах производят множество швейных машинок, и к тому времени, как творения Зингера попадают на полки магазинов, там уже имеются четыре марки. Но зингеровские работают лучше всех, и вскоре Зингер становится самым богатым человеком в стране. И Соломон Мюллер вместе с ним.
Позволим себе порассуждать о том, что бы было, если бы… Что, если бы Соломона не избили до полусмерти? Если бы он вернулся в Германию? Если бы ему не понравилось так представление? Если бы он отказался платить за ужин? Если бы знал тогда, что Мэри Энн вовсе не вторая жена Исаака Меррита Зингера, а лишь его любовница, первая из длинной череды женщин, за которыми волочился Исаак, из-за чего в конце концов ему пришлось бежать из страны? В юности Соломон был большим ханжой и, вполне возможно, порвал бы с другом, если бы узнал правду. Сколько альтернативных реальностей стояло между Соломоном и богатством! Добился бы он такого положения сам? Кто знает.
Может, и добился бы. Он много трудился, и мозги у него были. А что еще надо?
Последнее, что сказал Исаак Соломону, прежде чем бежать в Европу, скрываясь от позора:
— Глядя на тебя, я сразу отца вспоминаю.
Они говорили в доме высотой тридцать метров, в богато обставленной гостиной, и было это много лет спустя. К тому времени «галантерейные товары» разрослись. Появились: фабрика «Мюллер и братья. Мануфактура», фабрика «Мюллер и братья. Товары легкой промышленности», магазин «Мюллер и братья. Экзотические платья со всего света», фабрика «Мюллер и братья. Железные дороги и шахты», фабрика «Мюллер и братья. Ткани», сеть булочных «от Ады Мюллер», компания «Мюллер и братья. Строительство» и банк «Мюллер и братья. Сбережения и заемы».
— Почему отца? — спросил Соломон.
— Ты всегда говорил, как он. Его, кстати, звали Райзингер. Ты знал?
Нет, Соломон этого не знал.
— Он был из Саксонии. И до пяти лет разрешал мне говорить с ним только по-немецки. Да, жуткий был человек, я тебе скажу. — Зингер улыбнулся. — И вот когда я тебя в первый раз увидел, то решил, что ты — его тень. Представляешь? Как в «Гамлете». Да. Ты чего? У тебя такой вид, будто я твою собаку съел.
Соломон ответил, что к моменту их встречи полагал, будто говорит без акцента.
— Господи, дружище, да ты и сейчас говоришь совсем как мой отец.
— Правда? — Соломон очень расстроился.
— Конечно! Только рот раскроешь, а я уже вижу старого хрыча. Ха! Да ладно тебе, не расстраивайся. Зато у тебя такой голос! Кого хочешь очарует.
Соломон Мюллер, новый, не тот, что был раньше, ответил:
— Я бы предпочел, чтобы у меня был американский акцент. Ведь я американец.
— Не переживай. Здесь все просто: как скажешь, так и будет. Скажешь — американец, значит, ты американец.
Исаак Зингер, человек с фантастическим животом, богатством и либидо, засмеялся, и от его смеха стены тряслись. Казалось, сработала главная сирена Америки. Он смеялся и колотил своего друга по плечу.
Глава четвертая
В наши дни «открытие» выставки — сплошной обман. Как правило, все, что выставляется, распродано еще до начала. Я решил нарушить традицию и запретил предварительные показы и продажу. Уже в середине лета телефон раскалился от бесконечных звонков взволнованных коллекционеров и консультантов. Пришлось их успокаивать, говорить, что поблажек я не сделаю ни для кого. Каждому придется прийти и самому открыть для себя Виктора Крейка.
Мэрилин считала, что я совершаю ужасную ошибку. Так и сказала. Мы с ней обедали вместе за неделю до открытия.
— Ты же хочешь их продать?
— Конечно, — ответил я.
Это правда, я хотел их продать. Не то чтобы денег хотел заработать, просто так ведь положено. Я хотел убедить публику вложить деньги в то, что я считал гениальным, потому и выставил эти картинки на всеобщее обозрение. И все же какая-то часть меня не желала расставаться с творением Крейка. Со мной так бывало — продавать то, что мне нравилось, было тяжело. Однако картины Виктора отдать было еще труднее. Наверное, потому, что я чувствовал себя сопричастным его творчеству. А обычно выступал просто в роли агента.
— Сейчас или после выставки, но их все равно раскупят, — сказал я.
— Продай сейчас, и дело сделано.
Людям было трудно понять, что связывало нас с Мэрилин. Ну, во-первых, все думали о разнице в возрасте. Она старше меня на двадцать один год. Хотя пятидесятилетние женщины легко могли бы найти этому оправдание.
Друзья бестактно напоминали мне о странности подобных отношений, особенно когда напивались.
«Она тебе в матери годится». Открыли Америку.
Не совсем годится. Если бы мама не умерла, она была бы на четыре года старше Мэрилин. Но все равно спасибо, спасибо вам большое. Я-то, конечно, сам не догадывался, но теперь, когда вы мне сказали, все встало на свои места.
Те же самые друзья неизменно добавляли (наверное, чтобы подсластить пилюлю): «Выглядит она хорошо. Этого у нее не отнимешь».
И еще раз спасибо! И этого я тоже как-то не заметил.
Мэрилин действительно выглядит отлично. И не просто для своего возраста отлично, она вообще очень красивая женщина. Ну конечно, и пластические операции помогли. А кто их не делал? Она хоть не врет насчет своего возраста. Честно говорит, что была королевой школьного бала в Айронтоне в 1969 году. И то, что вы видите, это скорее результат ухода за собой, чем вымысел пластического хирурга.
Айронтон — это городок в Огайо. Он подарил своей самой красивой девушке яростное желание пробиться. Когда Мэрилин сердится, она начинает растягивать слова, как делают это в Кентукки. С таким говором можно и невинность изображать, и обрушиваться на голову высокомерным южанам, дабы сбить с них спесь. Не завидую тому, кто разозлит Мэрилин.
Теперь она платит за прическу столько же, сколько заплатила когда-то за свою первую машину. У нее есть номера телефонов тех, у кого вообще нет телефонов. У меня же есть подозрение, что, когда она входит в «Барниз», специально обученный персонал тут же нажимает кнопку и все продавцы сбегаются к ней. Каждый житель Нью-Йорка знает: главное мерило успеха — это недвижимость и то, как ты ею распоряжаешься. Мэрилин добилась всего. У нее дом в Вест-Виллидж, а в столовой висит де Кунинг,
[8]
который стоит в десять раз больше, чем ее родители заработали за пятьдесят лет совместной жизни. Еще у Мэрилин есть квартира на Манхэттене, на углу Пятой авеню и Семьдесят пятой. Оттуда открывается чудесный вид на Центральный парк. Когда солнце садится, мягкий оранжевый свет заливает верхушки небоскребов и гостиную, и тогда кажется, будто плывешь по поверхности звезды.
