– Офигеть! – зачарованно повторила Танька.
– Еще Вика вышивала, – с неожиданной печалью сказала Оксана Тарасовна, теребя яркий желто-зеленый рушник. – Она была доброй девочкой…
Остальные воззрились на нее в изумлении. Вику, бывшую ро́бленную Оксаны Тарасовны, знали все, вот только определение «добрая» с нею никак не сочеталось. Ро́бленные ведьмы просто не могли быть добрыми. А также честными, благородными. Не могли пожертвовать собой. Не могли выбирать. Природные, наделенные даром от рождения ведьмы оставались как все люди, творя добро или зло, складывая свою жизнь из поступков. Из ежедневного выбора – сказать правду или солгать, помочь или бросить, добиться выгоды для себя или сделать добро другому. Живущие заемной силой, чужим даром ничего не решали – сила решала за них. Помогала, поддерживала, оберегала – только их, никого другого. За ней ро́бленные оказывались как… вот уж точно как за стеной! Каменной.
– Конечно, до того как стала моей ро́бленной, – заметив обращенные к ней взгляды, буркнула Оксана Тарасовна.
– Теперь она снова может стать доброй девочкой, – отрезала Танька, сыгравшая немалую роль в том, что Оксана Тарасовна лишилась своих предыдущих ро́бленных[Этот печальный факт описан в книге «Ведьмин дар» (издательство «Эксмо»).].
– Только теперь вышитые ею рушники не имеют никакой силы! – парировала старшая ведьма.
Танька отложила так восхитившие ее полотенца.
– И меня за это почему-то совершенно не мучает совесть! – прямо и жестко глядя в глаза Оксане Тарасовне, отчеканила она. – Я, конечно, понимаю, вам бы больше хотелось, чтоб меня в тот раз убили, а ваши ро́бленные остались при вас. Но ваши желания не имеют никакого значения!
– Это еще почему? – тихим, но полным угрозы тоном бросила Оксана Тарасовна. Она подалась вперед, верхняя губа приподнялась, открывая оскаленные зубы, глаза жутковато светились зеленью – она походила на готовую к смертельной драке кошку.
Но Танька не смутилась:
– Не стану вам рассказывать, что убивать вообще нехорошо. Тот, кого хотят убить, в принципе может быть против. Объясню на доступном вам языке – я сильнее, поэтому будет, как я сказала!
– Девочки, не ссорьтесь, – на заднем плане вякнул Ментовский Вовкулака, но его никто не слушал.
Обе ведьмы уставились друг на друга – фырчащая от ярости Оксана Тарасовна и отрешенно-спокойная Танька.
Некоторое время длилось напряженное, звенящее молчание, а потом Оксана Тарасовна чуть-чуть, едва заметно, и то только внимательному глазу, подалась назад.
– Хотя я очень уважаю ваш опыт, – кивая, дипломатично добавила Танька.
Ирка чуть не взвыла от восторга – кра-асиво выступила подруга!
– Кажется, ты была права, когда пустила Таньку вперед в Стеллином подвале, – тихонько прошептал Богдан. – Только в правило это не вводи.
– Э-э… Оксана Тарасовна, а вот рушник какой-то странный… – надо срочно переключить разговор. Ирка вытянула из кучи один рушник – судя по сине-голубым ниткам, посвященный воде. Хотя он и впрямь оказался… странный. – Что за змеюки? – неприязненно поинтересовалась она.
– Иероглиф, обозначающий китайского водного дракона, повелителя рек и озер, – стараясь ни на кого не глядеть, нарочито ровным тоном сообщила Оксана Тарасовна. – А это балтский символ священного ужа – хранителя подводных кладов. Если взять его в плен, неимоверно обогатишься.
– И как – брал кто-нибудь? – недоверчиво поинтересовалась Ирка.
– Конечно, – хмыкнула ведьма. – Любители набить карманы на халяву всегда есть – и среди обычных людей, и среди ведьм с ведьмаками. Историю об Эгле, королеве ужей, слыхала? Она была человеческой женщиной, познакомилась с парнем… В общем, он оказался тем самым ужом-повелителем. Стала его женой, были счастливы, потом она захотела навестить родню, детей своих им показать… Ее собственные братья заманили ее детей к морю и пытали на берегу, чтобы заставить ужа вынести им клады.
– Вынес? – дрогнувшим голосом спросил Богдан.
– Сразу же, – кивнула Оксана Тарасовна.
– И что? – шепотом спросила Ирка.
– Террористы во все времена одинаковы, – буркнул Ментовский Вовкулака. – Наверняка, убили заложников и папаню их тоже. Чтоб не мстил.
– Позови меня, если жив я, покроется море белой пеной, позови меня, если мертв я, покроется море красной пеной, – напевно, явно цитируя древнюю легенду, произнесла Оксана Тарасовна.
Светловолосая женщина с безумными глазами бежала вдоль моря, тяжело увязая в рыхлом мокром песке. Громадные волны гневно вздымались до горизонта, и пена, яростно вскипающая на их гребнях, была невозможного, багряно-алого цвета. Валы с грохотом ударяли в берег, окатывая спотыкающуюся женщину с головы до ног, и струи морской воды текли по ее волосам и плечам, скапливаясь в кроваво-красные лужицы там, где в песке оставались отпечатки ее ног. Но она все равно продолжала кричать и звать, точно надеясь, что кровавые волны – обман, что ничего не случилось, все еще может оказаться неправдой, но ветер лишь относил ее беспомощный крик прочь, и он терялся среди грохота моря. А потом… Потом нашла. Всех.
– Говорят, она превратилась в ель, и ужи по сей день любят прятаться среди ветвей своей вечно печальной королевы.
– Бедные… – всхлипнула Танька.
– А братья? – воинственно поинтересовался Богдан.
Морские валы катились к берегу, раздваиваясь, чтобы обойти замершую у самой кромки вод темную ель. Морские валы вздымались над добротным каменным домом на краю деревни. А потом море постучалось – в дверь и окна, в крышу и стены. И завертелись в водоворотах алой пены кричащие люди – раззявленные в ужасе рты, судорожно бьющие по воде руки… И снова – тишина, лишь плывет по гладкой как зеркало воде длинный-предлинный дубовый стол, от края до края заваленный выменянными на живую кровь золотом и янтарем, камнями и жемчугами.
– Ей, наверное, не стоило за змеюку замуж выходить, – после долгого молчания растерянно пробормотала Ирка. История ее смутила – как-то непривычно представлять скользких гадов в роли пострадавшей стороны. Хортицкого змея или царевну-жабу вспомнить – страдальцы!
Ментовский Вовкулака покосился на нее и ничего не сказал.
– Надо же – оборотень, а шовинистка! – хмыкнула Оксана Тарасовна – обычная самоуверенность стремительно возвращалась к ней.
– Разве так можно – сочетать наши символы с чужими? – вмешалась Танька, видно, посчитав, что одной ссоры на сегодня достаточно, и потыкала пальцем в хорошо знакомый голубой завиток, символ воды.
– Вот мы и хотели выяснить, – пожала плечами Оксана Тарасовна.
– И как?
– С оберегами никогда точно не знаешь, – покачала головой та. – Но я брала его с собой в круиз по Дунаю – отличное вышло путешествие. И очень экономное – мне все время предоставляли скидки. Лучше всего повесить его в саду, – кивая на необычный рушник, сказала она. – Снег и лед тоже вода – вдруг поможет? – и протянула рушник Ирке.
