Конечно, никто не видел, раз в кафе находились только
продавщица да я, и обе в момент исчезновения Ромео были заняты.
Я бросилась на улицу и позвала жалобно:
— Ромео…
В трех шагах от меня стоял парень с немецкой овчаркой на
поводке. Он спросил:
— Таксу ищете?
— Да.
— Она побежала в подворотню.
— С какой стати ему бегать в подворотню? —
подозрительно поинтересовалась я.
— Да его Лайма напугала, — равнодушно пожал
плечами парень и отвернулся. А я бросилась в подворотню. Нырнула в низкую арку,
где было почти темно, крикнула «Ромео!» и тут же рухнула на грязный асфальт,
поскольку что-то очень тяжелое опустилось на мой затылок, надолго лишив меня
способности гневаться, да и всех прочих способностей тоже.
Последующие за этим событием сутки прошли как в тумане.
Страшная качка, тошнотворный запах и чей-то визг — вот и все мои впечатления. Я
то ли спала, то ли пребывала без сознания, а на мгновение очнувшись, не могла
понять, где я и что, черт возьми, происходит. Голова невыносимо болела, и
постоянно хотелось пить. И вдруг все разом прекратилось. Я открыла глаза,
пробудившись и уже зная, что я — это я и кто-то, чтоб ему пропасть, огрел меня
по затылку, а теперь я лежу в просторной, светлой комнате с огромным окном, две
створки которого приоткрыты, и белые шторы плавно колышутся на ветру.
Я лежала в голубом платье, в котором вышла на прогулку, а
мои туфли стояли на коврике рядом. Кровать была огромной, полукруглой,
застелена пушистым пледом, поверх которого я и лежала на горе подушек.
— Чудеса, — сказала я, радуясь, что не потеряла
способности удивляться, приподнялась на локтях и еще раз огляделась:
серебристо-серый ковер на полу, бельевой шкаф, прикроватная тумбочка с
ночником, все очень прилично, но на гостиницу не похоже. Слева застекленная
дверь, должно быть, в ванную, чуть дальше еще одна дверь, широкая, с золочеными
ручками и зеркалами.
Я поднялась и осторожно, стараясь не производить никакого
шума, подошла к окну. Выглянула из-за занавески и открыла рот от удивления: в
нескольких метрах от окна плескалось море. Самое что ни на есть настоящее: с
волнами, чайками и кораблем на горизонте. А между тем я точно знала, что в моем
родном городе ничего подобного просто не могло быть. Высунувшись в окно, я
смогла увидеть бухту с крупной галькой вместо песка и тремя яхтами У причала,
горы, заросшие деревьями, названия которых были мне неизвестны, и белое
сооружение возле самой воды, которое можно было принять за что угодно: от
ресторана до загородного дома какого-нибудь чудака. Над его плоской крышей
высоко в небе гордо развевался флаг: бело-сине-красные полосы. Я зажмурилась,
пытаясь вспомнить, как выглядит флаг Отечества, а потом с облегчением
вздохнула: я на Родине.
Из-за зеркальной двери послышался неясный шум, я на цыпочках
вернулась в постель и устроилась на подушках, сложив на груди руки и
лихорадочно соображая при этом, куда меня угораздило попасть. Море скорее всего
Черное, обстановка дома довольно богатая, а атмосфера гаремная. Интересно, кто
здесь хозяин? А главное: зачем я ему понадобилась?
Дверь осторожно приоткрылась, я приоткрыла левый глаз,
продолжая изображать бессознательное состояние, и увидела голову Гриши, она
возникла из-за двери, посмотрела на меня и исчезла со словами:
— Еще не очухалась.
«Мерзавцы», — мысленно прошипела я и приготовилась
терпеливо ждать, что последует дальше.
Где-то через полчаса в комнате появился Славик, прошелся,
насвистывая, затем устроился в моих ногах и, маслено улыбаясь, заявил:
— Анна Станиславовна, что-то подсказывает мне, что вы
давно пришли в себя.
— Где Ромео? — не открывая глаз, прошептала я,
подумала и добавила:
— Убийца…
— Помилуйте, Анна Станиславовна, ваш песик жив и
здоров, хотя, признаюсь, мы всерьез подумываем от него избавиться.
— Только попробуйте! — рявкнула я, села, поудобнее
разместившись среди подушек и сверля Славика гневным взглядом. — Я думала,
вы в тюрьме, — заметила с сожалением.
— С какой стати? — удивился он и позвал:
— Григорий…
Григорий незамедлительно возник в комнате, покосился на
постель, но сесть не решился и замер у окна, опершись на подоконник.
— Как ваше ухо? — нахмурилась я.
— Здесь тебе не там! — прорычал он. — Так что
не выкаблучивайся. Не то без башки останешься. — И прибавил обиженно:
— Стерва.
— Может, и стерва, — вздохнула я, — но
кормить меня вы обязаны. Для чего-то я вам понадобилась7 Так как я в гости не
напрашивалась и это всецело ваша инициатива, проявляйте гостеприимство. Что у
нас сейчас, утро?
— Утро, — расплылся в улыбке Славик.
— Значит, я хочу свой завтрак.
— Вот тебе, — ехидно заявил Григорий,
продемонстрировав мне кукиш.
— Хорошо, — кивнула я. — Умру от
голода, — и на всякий случай закрыла глаза.
— Умирать совершенно необязательно, — медовым
голоском заговорил худосочный. — Григорий немного нервничает. Что ты,
Гриша? — повернулся он к компаньону. — Анна Станиславовна у нас в
гостях, и мы ей рады. Ведь рады, верно?
— Рады, рады, — хмыкнул Гриша и скорчил премерзкую
рожу.
— Я не поняла, будет завтрак или нет? —
попробовала я внести ясность.
— Будет, — проникновенно пискнул Славик и через
несколько минут лично вкатил в комнату сервировочный столик. Два яйца, хлеб с
шоколадным маслом, кофейник и стакан сока. Я выпила кофе и блаженно прикрыла
глазки, потом сообщила хмуро:
— На завтрак только кофе и французскую булку.
Ананасовый сок чуть позднее.
Григорий хмыкнул, а худосочный с готовностью кивнул.
— Конечно-конечно. Все, что угодно, Анна Станиславовна,
все, что угодно…
— Где Ромео? — спросила я, прикидывая, чему это
Славик так радуется.
— Э-э-э… Ромео — это ваша собачка, я полагаю?
— Само собой.
— Так вот. Мы пока не решили, стоит ли возвращать вам
животное.
— Я его утоплю, — подло хмыкнув, сообщил Гриша.
— Да, такое возможно, — опечалился Славик. —
Если вы в ответ на наше гостеприимство не проявите добрую волю
