— Я и сама не знаю, — несколько смущенно ответила
я. — Григорий вел себя грубо, постоянно дерзил, вот я и решила, что
длительная прогулка пойдет ему на пользу.
Разумеется, я не предполагала, что мы заблудимся и прогулка
получится слишком продолжительной.
— А мне кажется, причина в другом, — по-прежнему с
ехидством проронил Вячеслав. — Мне кажется, вам очень не хотелось, чтобы
вчера кто-то из нас находился в поселке.
— Это вы сами придумали или кто подсказал? —
съязвила я, дурной пример, как известно, заразителен, а потом повернулась к
Грише:
— Григорий, мое поведение было настолько
подозрительным, что вам пришло такое в голову? — Гриша не ответил, но
заметно расстроился и принялся громко сопеть. — Со всей ответственностью
заявляю, — решительно закончила я, — никакой коварной цели у меня не
было.
Славик сверлил меня взглядом, а Гриша пожал плечами.
— Екатерина Васильевна звала всех обедать, —
сказала я, поднимаясь, и не спеша отправилась в столовую.
Мужчины на мой призыв не откликнулись, я обедала в
одиночестве и пригласила тетю Катю разделить со мной трапезу. От приглашения
она отказалась, а вот поболтать была не прочь. Воспользовавшись тем, что мы
одни, я решила кое-что выяснить об интересовавшем меня доме.
— Места у вас очень красивые, — издалека начала я.
— Да, многим нравятся. Откуда только не едут… Вот у
меня сейчас живут из Сыктывкара шесть человек и из Тюмени семья. Это ж какая
даль…
— Да… — согласилась я, пытаясь припомнить, где
находится Тюмень и этот самый Сыктывкар. Если пожилой человек говорит — далеко,
значит, так оно и есть.
— А вы из Москвы? — задала она вопрос, я поспешно
кивнула, потом устыдилась и сказала торопливо:
— Не совсем, то есть по соседству.
— Я по говору слышу, московские…
— Наверное, нелегко жить на побережье, шумно, людно…
— Это как посмотреть… Конечно, и шумно, и людно, и
грязи после себя оставляют много, и виноград сторожить приходится, а разве
детню усторожишь? Но без отдыхающих тоже беда. Жить-то на что? Пенсию ждать —
замучаешься, да и в совхозе денег не платят. А тут я за сезон заработаю и
полгода живу спокойно, еще и внукам помогу… у нас ведь в каждом доме человек по
десять стоят. Без удобств, конечно, зато берем недорого. И людям в радость, и
нам хорошо. Такой дом снять, как этот, не каждому по карману… — хитро
усмехнулась тетя Катя.
Я решила, что мы уже достигли взаимопонимания, и перешла к
насущному:
— Жаль, особых развлечений здесь нет…
— Как нет? — вроде бы обиделась старушка. — И
лодки, и яхты эти, с парусами, велосипеды… ресторан есть на самом берегу с
музыкой… Молодежь каждый вечер там…
— Да? Может быть, заглянем… А мы вчера на озеро ходили,
вот за этой горой.
— На озеро? — вроде бы удивилась тетя Катя. —
Почто оно вам?
— Ну… интересно. Из-за него ваш поселок Озерным
называется?
— Озера-то по левую сторону, целых три, их с дороги
видно. Только одно название от них осталось. Взялись там какую-то рыбу
разводить, то воду спустят, то еще чего-нибудь, в общем, развели вместо рыбы
болото. Теперь, чтобы к винограднику попасть, приходится крюк делать.
— Вот оно что. Надо будет прогуляться в ту сторону.
— Зря время потратите. Лучше на море. Там все
отдыхающие.
— Кому что нравится, — пожала я плечами, все еще
не теряя надежды направить разговор в нужное русло. — Вчера на озере мы
чудесное место нашли. Там кто-то с палаткой останавливался.
— Неужто на ночь оставались? — недоверчиво
покачала она головой. — Может, рыбаки заезжие… Местные туда не ходят.
— Почему? — сразу же ухватилась я.
— Место дрянное. Гиблое.
— Как это? — вытаращила я глаза.
— Вот так… дурное место, и все тут…
— Я видела дом на холме, вроде бы нежилой…
— Пятый год как дом пустует, — охотно заговорила
Екатерина Васильевна. — Тетка моя там жила, предложили квартиру в поселке,
вот и переехала.
— А как это место называется?
— Хутор.
— Просто хутор?
— Хутор на озере. Слава у него дурная. Тетка моя не
жила там, а только мучилась, ни одна скотина не выдерживала, то заболеет, то
заблудится, то ногу сломает. Куры и те передохли. И сама тетка болеть начала.
Дом-то ей по наследству достался, туда и перебралась, а свой в поселке сыновьям
оставила, не очень они между собой ладили Только на год ее и хватило. Хорошо,
квартиру дали, а то хоть в озеро вниз головой.
— Что ж там такого особенного в этом доме? —
удивилась я.
— А кто ж его разберет? Лихо там. Жуть. По ночам
половицы скрипят да ворон каркает. После войны две сестры жили, одна слепая
совсем, а другая парализованная, еле-еле ходила. Люди говорили, бог их наказал.
За убийство.
— Кого же они убили? — насторожилась я, история
начала подозрительно напоминать какой-нибудь сериал.
— Ребенка. Младшая прижила ребенка от румына, они здесь
во время войны стояли. Конечно, понять ее можно, но тогда такое не приветствовали.
Вот они от ребеночка-то и избавились. Старшая-то сущая ведьма была, потом
рассказывала, что мальчик от воспаления умер… А люди слышали, как на хуторе по
ночам ребенок плачет. А кое-кто и видел…
— Ребенка? — ахнула я.
— А это уж как хочешь, так и понимай. Огни, плачет
кто-то, и вроде ребятенок впереди бежит, голенький. Одно слово, жуть. И
кончилось все это скверно: старшая сестра со скалы упала, а младшая утонула в
озере.
— Но ведь такое бывает, — невольно поежилась
я. — Тонут люди, а тропинки здесь крутые…
— Конечно. Только почто слепой на скалу лезть, а
парализованной в озере купаться?
— Да уж… — согласилась я и опять поежилась, вспомнив
ощущение, охватившее меня, когда я увидела дом. Мрачное место, я бы даже
сказала — зловещее…
— Так что нечего там делать, — вздохнула тетя
Катя. — Местные туда ни ногой, а кто забредет, так непременно заблудится.
— Но ведь тропинки там есть, значит, кто-то
ходит? — усомнилась я.
— Туристы, — пожала плечами тетя Катя. — А вы
не ходите, ни к чему.
