– Мы так нуждались друг в друге... – напомнил он.
Да! – хотелось повторить ей, но она лишь сглотнула горько-сладкий комок, постаралась дышать спокойней и выговорила:
– Когда тебя поощряет к экспериментам сексуальный атлет с моралью хорька!
– Пожалуй, – тихонько рассмеялся Джованни, – мне тоже надо будет многое забыть, для душевного равновесия. Однако не сомневайся, Тина. Если что, я не стану отрицать слухи. Это было бы вопреки моим целям.
– Это было бы слишком жестоко! Я всегда думала, что ты порядочно ведешь себя с женщинами!
– Сицилийская месть сложна для понимания посторонних. И я еще не закончил.
– В таком случае посвяти меня и в третью часть твоего шантажа.
Джованни поморщился, лицо его стало жестче.
– ~ Это касается моей матери. Что бы со мной ни случилось, куда бы я ни уехал, я должен с ней видеться. Ты не можешь держать ее взаперти до конца ее дней. И я выжду подходящий момент, даже если на это уйдут годы, выкраду ее и буду жить с ней, потому что если я решил, что чего-то хочу, то это окончательно и безусловно!
– Свинья! Ты убьешь ее!.. – начала Тина.
– И это произойдет из-за тебя, – прорычал Джованни. – Потому что похищение и правда крайняя мера и в твоих силах не доводить дело до этого.
– Что дальше? – потребовала она.
– Я хочу, чтобы мать любила меня, я хочу жить здесь. Ты – ключевой элемент всех моих действий. Ты умеешь разговаривать с людьми. Ты можешь внушить им объективный взгляд на вещи. Люди тебя уважают. Ценят твои суждения. Я хочу, чтобы ты употребила свои таланты на пользу мне. Я хочу, чтобы ты сделала все, чтобы убедить сограждан, что я человек приличный, достойный и преисполненный самых добрых намерений. – Джованни выпрямился, но Тина, пригвожденная его взглядом, не шевельнулась.
– Ты хочешь чуда! – презрительно сказала она. – Если ты думаешь, что я стану лгать...
– Медленно, но верно, рано или поздно я верну уважение людей. Ты будешь способствовать этому тем, что доступно только тебе, тем более что все это соответствует моему представлению о романтической справедливости.
– Что ты имеешь в виду?
Джованни рассмеялся, тихо, пугающе – так, что пробрало до костей.
– А ты в меня влюбишься!
Тина ахнула прямо в его напряженное лицо, горько рассмеявшись про себя. Она и не переставала его любить. И сейчас любит, но скрывает это и будет скрывать – ради себя самой.
Набрав в грудь воздуху и собираясь уже выразить Джованни все свое презрение, она вдруг услышала скрип двери, увидела, как сузились его глаза – он тоже распознал звук, и вот уже нагнулся и страстно ее поцеловал. Все случилось так внезапно, что она и не трепыхнулась.
– Простите! – послышался кислый голос секретаря. Дверь захлопнулась.
Тина отпихнула Джованни, но тот и сам уже отстранился, причем с весьма удовлетворенным видом.
– Ты – паршивый предатель! – крикнула она, швырнув в него какой-то детской поделкой, попавшейся под руку.
Джованни поймал ее на лету, аккуратно поставил на стол и торжественно заявил:
– Началось! Сплетни уже пошли!
Она смотрела на него в ужасе. Ее с таким тщанием выстроенная жизнь уничтожится этим злопамятным, мстительным, вредным типом, поставившим себе целью разбить ей сердце!
– Джованни, – сказала она, и это было ложью во спасение. – Я не могу влюбиться в тебя ни при каких условиях!
– Ну и не надо! – успокоил он. – Притворись, этого вполне хватит. Мы уже посеяли семена.
– То есть?
– Для начала вспомни нашу перепалку у гаража, – довольно сказал он. —Особенно про мороженое. – И улыбнулся голодной улыбкой. – Когда-нибудь я напомню тебе, что ты собиралась облить им мое обнаженное тело.
– Никогда я не говорила подобного!
– Тем не менее попробовать бы хотелось. Впрочем, можно и не с тобой.
– Не со мной – это точно! – фыркнула Тина, боясь, что Джованни учует ревность.
– Что ж, наша задача – сохранить в обществе иллюзию, что ты об этом мечтаешь, – вкрадчиво сказал он. – Когда-то мы были любовниками. Нет ничего естественней, чем снова стать ими! Люди в любом случае будут приглядываться, ожидая от нас искр и фейерверков.
– Я разочарую сплетников! Я прекращу с тобой всякие отношения!
– Не думаю. Сомневаюсь, что ты захочешь.
– Что ты имеешь в виду? – испугалась Тина. Что он про нее знает? Неужели догадался? Нет, она его ненавидит! Потому что любит и знает: только безумная позволит себе любить Джованни.
Он дотронулся до нее, не отрывая взгляда, и в этом прикосновении, в его глазах был ее приговор. Тина попыталась притвориться, как он просил.
Представилась возможность выразить свои вечно подавляемые чувства и тем самым, может быть, и освободиться от них... Ее огромные синие глаза, полные желания, распахнулись, и он усмехнулся.
– В моих силах разорить твоего деда. В моих силах уничтожить тебя несколькими способами сразу. В частности, надо оправдать недавнее объятие, или пойдут слухи, что ты часто целуешься с мужчинами, даже не отходя от письменного стола.
– Но, Джо, ты...
– Если повести себя умно, поцелуй, во время которого нас застукал твой секретарь, можно превратить в объятие между людьми, связавшими себя неким обетом.
– Я не допущу, чтобы люди думали, будто я – твоя любовница!
– Я этого и не предлагаю, – лениво протянул Джованни. – Мы должны быть выше всех подозрений. Это будет любовь чистейшей воды.
Если бы! – подумала Тина, но вслух сказала:
– С чего это вдруг? Как-то на тебя не похоже.
– Ты все еще не поняла? Наши близкие с тобой отношения сметут все барьеры. Если ты, сестра женщины, погибшей по моей вине, можешь простить меня до такой степени, что согласишься быть моей женой, почему бы им тоже не забыть о моих грехах и не относиться ко мне как к нормальному, приличному человеку?
Тина уставилась на него, окаменев.
– Твоей... женой?
– Формально. В пределах необходимого, – утешил ее Джованни.
– Да ни за что в жизни! – взвилась она.
– На людях я буду вежливым, галантным, искренне жаждущим восстановить свое имя. А ты будешь помогать мне в этом...
– Нет! Никогда!
– Но куда же ты денешься, – пожал он плечами. – Понемногу, со временем, приучишь мою мать к мысли, что я здесь, рядом, что она насчет меня ошибалась. Это по силам тебе, и только тебе, потому что она тебе верит, любит тебя, – сказал он с удивившей ее нежностью. – Понемногу ты убедишь маму, что любишь меня, что будешь несказанно счастлива, увидев нас с ней помирившимися.
