Рита обтирала влажной тряпочкой мое лицо. Галина Павловна развязывала шнурки на ботинках. Софа зашла дальше всех — она расстегивала мне брюки.
Брат пытался что-то говорить, давать советы, но его одергивали. Если он вносил какое-то предложение, женщины реагировали бурно:
— Замолчи! Пей свою дурацкую водку! Ешь свои паршивые консервы! Обойдемся без тебя!
Дождавшись паузы, я все-таки рассказал о самоубийстве нашей машинистки. На этот раз меня выслушали с огромным интересом. А Галина Павловна чуть не расплакалась:
— Обратите внимание! У Сережи — единственный глаз! Но этим единственным глазом он видит значительно больше, чем иные люди — двумя…
После этого Рита сказала:
— Я не поеду в аэропорт. Мы едем в травматологический пункт. А директора картины встретит Боря.
— Я его не знаю, — сказал мой брат.
— Ничего. Дашь объявление по радио.
— Но я же пьяный.
— А он, думаешь, приедет трезвый?..
Мы с Ритой отправились в травматологический пункт на улицу Гоголя, девять. В приемной ожидали люди с разбитыми физиономиями. Некоторые стонали.
Рита, не дожидаясь очереди, прошла к врачу. Ее роскошная дубленка и здесь произвела необходимое впечатление. Я слышал, как она громко поинтересовалась:
— Если моему хахалю рожу набили, куда обратиться?
И тотчас же помахала мне рукой:
— Заходи!
Я просидел у врача минут двадцать. Врач сказал, что я легко отделался. Сотрясения мозга не было, зрачок остался цел. А синяк через неделю пройдет.
Затем врач спросил:
— Чем это вас саданули — кирпичиной?
— Ботинком, — говорю.
Врач уточнил:
— Наверное, скороходовским ботинком?
И добавил:
— Когда же мы научимся выпускать изящную советскую обувь?!..
Короче, все было не так уж страшно. Единственной потерей, таким образом, можно было считать лыжную шапочку.
Домой я приехал около часа ночи. Лена сухо выговорила:
— Поздравляю.
Я рассказал ей, что произошло. В ответ прозвучало:
— Вечно с тобой происходят фантастические истории…
Рано утром позвонил мой брат. Настроение у меня было гнусное. В редакцию ехать не хотелось. Денег не было. Будущее тонуло во мраке.
К тому же в моем лице появилось нечто геральдическое. Левая его сторона потемнела. Синяк переливался всеми цветами радуги. О том, чтобы выйти на улицу, страшно было подумать.
Но брат сказал;
— У меня к тебе важное дело. Надо провернуть одну финансовую махинацию. Я покупаю в кредит цветной телевизор. Продаю его за наличные деньги одному типу. Теряю на этом рублей пятьдесят. А получаю более трехсот с рассрочкой на год. Уяснил?
— Не совсем.
— Все очень просто. Эти триста рублей я получаю как бы в долг. Расплачиваюсь с мелкими кредиторами. Выбираюсь из финансового тупика. Обретаю второе дыхание. А долг за телевизор буду регулярно и спокойно погашать в течение года. Ясно? Рассуждая философски, один большой долг лучше, чем сотня мелких. Брать на год солиднее, чем выпрашивать до послезавтра. И наконец, красивее быть в долгу перед государством, чем одалживать у знакомых.
— Убедил, — говорю, — только при чем здесь я?
— Ты поедешь со мной.
— Еще чего не хватало!
— Ты мне нужен. У тебя более практический ум. Ты проследишь, чтобы я не растратил деньги.
— Но у меня разбита физиономия.
— Подумаешь! Кого это волнует?! Я привезу тебе солнечные очки.
— Сейчас февраль.
— Неважно. Ты мог прилететь из Абиссинии… Кстати, люди не знают, почему у тебя разбита физиономия. А вдруг ты отстаивал женскую честь?
— Примерно так оно и было.
— Тем более…
Я собрался уходить. Жене сказал, что еду в поликлинику. Лена говорит:
— Вот тебе рубль, купи бутылку подсолнечного масла.
Мы встретились с братом на Конюшенной площади. Он был в потертой котиковой шапке. Достал из кармана солнечные очки. Я говорю:
— Очки не спасут. Дай лучше шапку.
— А шапка спасет?
— В шапке хоть уши не мерзнут.
— Это верно. Мы будем носить ее по очереди.
Мы подошли к троллейбусной остановке. Брат сказал:
— Берем такси. Если мы поедем троллейбусом, это будет искусственно. У нас, можно сказать, полные карманы денег. У тебя есть рубль?
— Есть. Но я должен купить бутылку подсолнечного масла.
— Я же тебе говорю, деньги будут. Хочешь, я куплю тебе ведро подсолнечного масла?
— Ведро — это слишком. Но рубль, если можно, верни.
— Считай, что этот паршивый рубль у тебя в кармане…
Брат остановил машину. Мы поехали в Гостиный Двор. Зашли в отдел радиотоваров. Боря исчез за прилавком с каким-то Мишаней. Уходя, протянул мне шапку:
— Твоя очередь. Надень.
Я ждал его минут двадцать, разглядывая приемники и телевизоры. Шапку я держал в руке. Казалось, всех интересует мой глаз. Если возникала миловидная женщина, я разворачивался правой стороной.
На секунду появился мой брат, возбужденный и радостный. Сказал мне:
— Все идет нормально. Я уже подписал кредитные документы. Только что явился покупатель. Сейчас ему выдадут телевизор. Жди…
Я стал ждать. Из отдела радиотоваров перебрался в детскую секцию. Узнал в продавце своего бывшего одноклассника Леву Гиршовича. Лева стал разглядывать мой глаз.
— Чем это тебя? — спрашивает.
Всех, подумал я, интересует — чем? Хоть бы один поинтересовался — за что?
— Ботинком, — говорю.
— Ты что, валялся на панели?
— Почему бы и нет?..
Лева рассказал мне дикую историю. На фабрике детских игрушек обнаружили крупное государственное хищение. Стали пропадать заводные медведи, танки, шагающие экскаваторы. Причем в огромных количествах. Милиция год занималась этим делом, но безуспешно.
Совсем недавно преступление было раскрыто. Двое чернорабочих этой фабрики прорыли небольшой тоннель. Он вел с территории предприятия на улицу Котовского. Работяги брали игрушки, заводили, ставили на землю. А дальше — медведи, танки, экскаваторы — шли сами. Нескончаемым потоком уходили с фабрики…
