Ситуация казалась знакомой до зубной боли: снова в ряды
затесался враг и снова было не разгадать, в какую игру он приглашает скрестить
копья. Прежде чем согласиться на предлагаемую грызуном экскурсию, Сварог,
сверяясь с привинченной под носом медной табличкой, выбрал из голосоотводов
нужный и пробасил в жерло металлической трубы, ведущей в каюту масграма:
– Вызывает маскап «Серебряного удара». Гору Рошалю
немедленно прибыть в ходовую рубку. Гору Рошалю заступить на боевое дежурство!
Сварог умышленно ввернул «боевое», надеясь, что сие придаст
экс-царедворцу прыти. Сам же, при помощи того же ремня зафиксировав штурвал на
первоначальном курсе, поспешил за не по годам бдительной крысой. Ответа от
Рошаля ждать не стал, потому как явное нетерпение начал вдруг проявлять грызун,
и Сварог потихоньку проникся к зверюшке доверием. Вроде как симпатичной стала
зверюшка ему казаться, хотя раньше симпатии к грызунам он за собой, знаете ли,
не замечал…
Корабль спал, только монотонно бубнила вызубренный раз и
навсегда урок паровая машина. Да разве что с жилой палубы доносились заунывные
звуки:
Веселую свадьбу
Сыграли едва,
И вот уже, мама,
Я полувдова.
Горючие слезы
Могу ли сдержать,
Когда мой желанный
Уходит на рать…
Сварог прислушался. Кто-то из тоуранток тянул, как жилы,
бесконечную песню, от которой на душе стало и вовсе тоскливо:
Зачем я, любимый,
Венчалась с тобой?
Короткое счастье
И вечная боль!
В каком тридевятом
Постылом краю
С собой похоронишь
Ты долю мою?..
Одна женщина на корабле – это уже беда, а уж такое
количество, черт бы их побрал… Сварог раздраженно помотал головой. Опять
показалось, что машина работает тише, чем обычно. Да и гаденькое чувство
опасности никуда не исчезало, притаилось на донышке души… А крыса знай себе
путешествовала вдоль переборок, перепрыгивала через комингсы и ныряла в люки,
что твой юнга. Сварог еле поспевал следом. Внутри корабля ему, насквозь
сухопутному волку, было насквозь неуютно, все же не привык он еще к морскому
быту, куда ни кинь взгляд – кругом железо, железо, железо…
Человек и крыса прежним маршрутом миновали кают-компанию и
взяли курс на корму. Над по-разгильдяйски не задраенным погребом для хранения
вина и уксуса (как бишь его правильно – ахтерлюком) Сварог вступил в
подозрительную, кисло пахнущую лужу. И зайцу ясно, это не морская вода, а
пролитое злоумышленниками вино… Оп-па! – из камбуза потянуло запахом
прогорклой редьки.
– Да что там говорить, ребята. Нелегко нам придется с
новым капитаном, – явственно донеслось из-за неплотно прикрытой двери.
Ясный день, Сварогу чужое мнение моментально стало весьма
интересно, и он притормозил. Но разговор, по закону подлости, сразу же свернул
в сторону, причем в напрочь непонятную:
– Акула с сухой шерстью видела меня. Почуяла, носатая,
еле ласты унес… я спрятался здесь, среди еды, чтоб не унюхала, и она пробежала
мимо, к залежам гремучего порошка.
– О, Господи! – вскрикнул второй голос. – К
гремучему порошку? Если наши ребята там, то они погибли! Лаэнн, Таст-Хайме, Гэйнк
и остальные – что с ними будет?
– Не знаю, – мрачно ответил голос номер
один. – Если Тидла зашел так далеко, то теперь ни перед чем не
остановится. Я должен перепрятать тебя в укромное место.
– В угольную яму?
– Нет, это будет небезопасно, даже если оставить
змеиную кожу у Эри или Банна.
– Но мое синее сердце? Оно там – внизу!
– Сейчас не думай о нем. Мы еще вернемся на то место,
где ты ночевал – когда там будет безопасно…
Разговор явно вели не оголодавшие новобранцы, прокравшиеся
на камбуз подшустрить в котлах насчет лишней пайки. И, что любопытно, голоса
Сварогу были напрочь незнакомы… Крыса нетерпеливо пискнула, и Сварог, пусть ему
и было крайне любопытно, решил вмешаться. Он дернул люк на себя, ввалился в
камбуз и… не сразу закрыл рот.
На камбузе никого не было. В полумраке жалобно позвякивали
от легкой качки поварешки, черпаки и прочая хозяйственная часть заведования. В
углу дыбился приготовленный к завтраку мешок картошки. И все. И в остальном –
тишина. Сварог почувствовал, что помаленьку сатанеет – но не щипать же себя за
ухо, право слово: и без того понятно, что сие непотребство к снам отношения не
имеет. Как пить дать – оно, злодейское колдовство… Ну это мы еще посмотрим, а
пока Сварог предпочел отправиться следом за все откровенней выказывающей
нетерпение крысой. Отсеки, отсеки, отсеки…
Сквозь переборки послышалось вроде как коровье мычание.
Сварог, естественно, с самого начала предполагал, что, невзирая на жестокий
приказ дожа, кто-то сумел-таки пронести на борт щенка или котенка. Но за то,
что на борту нет коровы, он был готов голову дать на отсечение… Ага, вот и
машина.
– Маскап прибыл в машинное отделение. Доложил вахтенный
матрос Норек!
– Вольно, матрос Норек. Как дела, матрос Норек?
– За время дежурства нарушений не произошло!
Ну хоть один нормальный человек на борту остался…
Далее экскурсия переместилась на третью палубу, и крыса,
сделав вираж у входа в кочегарку, исчезла. Вроде как мавр сделал свое дело…
На всякий случай нащупав в кармане шаур, Сварог осторожно
заглянул в кочегарку. Ничего хорошего он там увидеть не ожидал – но увиденное
оказалось еще хуже. Топка уже не пылала, а еле тлела, хотя жара оставалась
удушающая и плавящая мозги. Стелющийся понизу сизый дым ел глаза. Один кочегар
с размозженной головой лежал, раскинув руки, а второй, с безумным блеском в
глазах и по уши перепачканный в крови и угольной пыли, зачем-то набивал пазуху
кусками угля. Уголь просыпался сквозь прорехи в драной, мокрой от обильного
пота рубахе, но кочегар не замечал этого, он продолжал счастливо хихикать и
совать в закрома все новые куски антрацита. И столько заразительной алчности
плескалось в улыбке безумца, что и Сварогу стало вдруг казаться, будто
обыкновенный уголь и в самом деле источает свечение, как груда драгоценных
камней…
Любое безумие заразно, но тут действовала более
целенаправленная сила. Когда Сварог был уже почти готов увериться, что уголь
каким-то образом превратился в граненые алмазы, пришла спасительная мысль опять
включить магическое зрение.
Ну так и есть: злая магия присутствовала и здесь.
На верхушке горы угля лежал маленький камешек, источающий
синее свечение – такого же оттенка, как и пронизывающий корабль отсвет. И это
свечение обволакивало весь уголь. И превращало угольную гору в достаточный
аргумент, чтобы проломить череп напарнику – лишь бы одному обладать мнимым
богатством. Вопрос: откуда он тут взялся?